«Это внутренний порыв, который меня несет к созданию». Артист балета — об искусстве, сильных нагрузках и смешных ситуациях за кулисами

Евгений Жуков посвятил свою жизнь балету. Уже много лет он работает в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, а за время своей карьеры успел стать лауреатом международного конкурса. Мы поговорили с артистом и обсудили с ним подготовку к ролям, постановку хореографии предстоящего «Гала-концерта» в Зарядье, мужской грим, забавные моменты закулисья и многое другое.

— Евгений, почему вы выбрали работу именно в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко?

— Я служу здесь уже большое количество лет, примерно восьмой сезон. Театр привлекает меня наличием разнообразного репертуара, который я исполняю. За этот период времени я перетанцевал потрясающие постановки, которые ни в одном другом театре России не шли.

Именно это очень сильно и отличает наш театр: артист нередко сталкивается с проблемой однообразия, он всё время ищет новые пути, возможности, и поэтому я обожаю свой театр за его многоплановость, атмосферу и дружный коллектив. Мы все словно родные люди.

— В детстве вы с братом-близнецом Дмитрием хотели стать футболистами, однако мама отдала вас в балет. Вы благодарны ей за этот выбор? Или же все-таки хотели попробовать себя и в футболе?

— Я в любом случае благодарен ей. Изначально у нас с мамой были нестыковки в желаниях и мнениях. Мама сама хореограф, и она как-то увидела, что нам с братом надо в балет. Мама чувствует.

Но думаю, что я бы и в футбол прекрасно играл (смеется). Но я нисколько не расстроен. Самое интересное, что с детства трудно понять, какая у тебя душа, для чего и кого она сформирована.

— А ваша душа для чего?

— Моя душа, видимо, для невероятного творчества, полетности, тонкости. Я сейчас живу, мне это нравится, и я люблю создавать. Чувствую себя особенным человеком.

Мне кажется, связав свою жизнь с балетом, ты связываешь ее также со всеобъемлющим искусством, которое тебе помогает понимать жизнь, разбираться в чувствах, в людях, во многих возвышенных вещах. Поэтому я очень благодарен маме за то, что она отдала меня именно в балет.

— За какие футбольные клубы вы болеете?

— Сейчас это стало забавой, я не болею за конкретный футбольный клуб, хотя мне очень нравится этот вид спорта.

Я могу пойти в бар и заказать не пиво, а виски с гренками и посмотреть футбол, находясь в радости от просмотра. В детстве мне нравился «Спартак». А сейчас нет конкретной любви, но уважаю, смотрю и люблю этот спорт.

— Вы сталкивались с конкуренцией в вашей профессии?

— Конечно, есть события, из-за которых ты переживаешь. Это, наверное, можно отнести к конкуренции. Например, когда ставят на роль другого артиста, а не тебя. Но это вполне адекватные и естественные вещи у профессионалов. Подобное не означает, что кто-то лучше, он просто другой и более подходящий для определенной роли, и это не приговор для тебя.

— Как вы готовитесь к новым ролям?

— Читаю и изучаю литературу, разные источники, которые относятся к этому спектаклю, к персонажу.

Зачастую, если я готовлю новую хореографию, начинаю мучить хореографа, который это делает (смеется) и пытаюсь у него узнать и выудить всю информацию об этом спектакле. Какова роль? О чём? Почему? Какая она? Чем она может отличаться от первоисточника, от изначального классического произведения?

— Насколько она может отличаться?

— У нас роль может быть адаптированная. Допустим, персонаж будет взрослее. Например, «Ромео и Джульетта» постановки Максима Севагина и режиссера Константина Богомолова. Этот спектакль отличается от оригинального произведения. Ромео у нас выходит из тюрьмы, он молодой, но в него закладывают другой характер, жизненные устои, поэтому почитать и посмотреть можно, но интересно еще самому раскрыть, доработать этого персонажа.

Если спектакль уже поставлен, то мы учим с педагогом конкретную роль, партию. Я также параллельно начинаю смотреть, читать. Однако от себя мы не уйдем, и то, что есть в нас, выходит наружу, и это должно украшать персонажа.

— Какова ваша роль в создании хореографии?

— Я сейчас ставлю номер для «Гала-концерта», который пройдет в октябре в Зарядье. Идея постановки, разработки хореографии и создания возникла у меня в один момент: просто появилась внутренняя потребность сделать что-то свое.

Всё упиралось в мои ощущения, состояния, чувства, в то, что я переживал и переживаю, испытываю, наблюдаю, вижу. Это хотелось вместить, выплеснуть в своей хореографии.

Я не считаю, что у меня может получиться нечто гениальное, это уже не мне судить, но появилось желание сделать что-то волнующее, что могло бы цеплять и забирать сердца, души, чувства зрителей, заставлять их переживать невероятно сильные эмоции, смотря на мою хореографию.

— Какие ваши дальнейшие действия?

— Я думаю, всё впереди. У меня не то чтобы грандиозные планы, но есть большие идеи. Есть желание сделать даже спектакль, например, по произведению «Мартин Идена», которое я когда-то прочитал. Оно сильно запомнилось мне тем, что наполнено драматизмом, цепляющим сюжетом, историей.

Современная хореография разная, она может быть бессюжетной. В основном это про движения, состояние, ощущение себя. Такие постановки там и бывают. Либо отстраненно-философские, но про движения, это тоже красиво. Хочется быть наряду с теми хореографами, постановками, которые уже есть, и чтобы также была моя хореография, которая имела невероятную энергетическую составляющую, от которой замирало дыхание, сердце.

— Что вами движет?

— Это внутренний порыв, который меня несет к созданию. Возможно, я что-то недополучаю в своем театре по репертуару. Я не скажу, что все спектакли посредственные и на меня никак не повлияли — нет, конечно. Каждый спектакль оставляет и оставил во мне много всего, будоражил до мурашек. Но это, видимо, потребность каждый раз испытывать подобное, получать, получать, получать. Из-за этого всего мне хочется создавать такого плана вещи, как можно больше реализовывать идеи.

— Опишите по часам свой день. Есть ли отличия по тренировкам?

— У меня выработалась странная привычка: вставать не ровно в определенное время, например в 08:00, 09:00, 10:00, а в 09:03, 09:04. Видимо, это те минуты, которые мне бы хотелось еще «доспать». Просыпаюсь в это время, завтракаю, сажусь в машину и еду прямиком в театр. Каждый день в 11:00 часов у нас начинается класс, после него уже репетиции. Я не могу конкретно сказать, сколько и в какой день уходит времени, потому что всё всегда по-разному, у нас настолько ненормированное расписание.

У меня может ничего за весь день не быть, например, один класс, и ты бежишь радостный, волосы развеваются от счастья, что у тебя ничего нет. Но я все-таки за то, чтобы были репетиции, без них скучно, мне хочется заниматься делом.

Появляется свободное время, но ты даже не знаешь, куда его потратить. Настолько мы все загнаны в этом режиме, что иногда ты не понимаешь, почему нет репетиций. Когда их много — тоже очень тяжело, в среднем может быть 3 репетиции в день.

— Как проходит день спектакля и день без него?

— Когда нет спектакля, бывает такой период времени, что репетиции просто идут подряд, одна за другой, с перерывом примерно в 5 минут. И здесь ты недоумеваешь, как это вообще можно осмыслить, такие дни тоже бывают.

А когда есть спектакль, у нас есть правило, что перед ним репетиции у всех идут до 14:00, чтобы не перетрудиться, лишнюю энергию не потратить. Особенно если у меня главная партия и роль, то я вообще могу не приходить на репетицию, потому что мне нужно будет подготовиться к важному спектаклю.

Но ситуации бывают разные, и приходится даже перед ответственными важными показами пойти на репетиции. Допустим, когда нужно кого-то вводить в спектакль, тебе необходимо быть на репетиции, чтобы помочь, это наша работа.

Здесь нельзя спорить или возмущаться. У меня раньше был момент, что я перед выступлением приезжал конкретно к нему, занимался сам и шел на спектакль. Сейчас мне спокойнее и лучше приехать с утра на класс к 11:00, позаниматься, разогреться, почувствовать, посмотреть, попробовать и уехать домой, заняться своими делами, отдохнуть.

Приезжаю я примерно в 16:30, почти всегда стабильно в 17:00. Начинаю грим, если речь не о современных спектаклях балета, где не требуется сложная прическа, грим. Или я стою во втором отделении, так тем более могу приехать позже, например к 18:00.

— Сколько времени вы тратите на классы, репетиции, грим, костюм?

— По времени примерно так: класс — час, репетиции — 45–60 минут. Однако если это большая роль и с двумя партнершами, то она может быть 2,5 часа. А грим и костюм, если я начинаю в 17:00, за час примерно успеваю сделать.

— Расскажите про отличия мужского от женского костюма?

— Бандаж — это специальное белье для мужчин. Думаю, у девушек тоже есть что-то подобное, но оно более тонкое, для костюмов, для пачек, трико. Я особо в этом не разбираюсь.

Знаю про свой бандаж, он выглядит как женские стринги, но для мужчин специальные, чтобы визуально всё выглядело очень прилично и красиво.

— Что из себя представляет мужской грим?

— Для девушек делают больше в их стиле: какие-то тени, макияж. У мужчин он более сдержанный, нас гримируют по-мужски, чтобы это не было вульгарно, слишком вызывающе, ярко. Всё зависит от спектакля.

Если требуется, то гримируют сильнее, ярче, и это уже не мужской грим, а обычный, который необходим для этой партии. В основном создается сдержанный грим, но он должен быть виден, подчеркивать всё: и глаза, и скулы. Однако всё это выглядит на артисте балета по-мужски.

— Какие спектакли и хореографы оказали наибольшее влияние на вашу работу?

— В театре Станиславского кладезь хореографов и спектаклей, он не может не привлекать и не заинтересовывать артиста. Мне кажется, многие артисты, не работающие в нашем театре, хотели бы станцевать некоторые спектакли, ведь они нигде и никогда в России больше не шли. Я застал своего первого художественного руководителя Игоря Анатольевича Зеленского, а потом уже и Лоран Илер. Благодаря им в театре появились невероятные спектакли.

Например, «Марлинг», «Манон» — это великие английские спектакли, которые нигде не показывают в России.

Лоран Илер привез столько всего интересного, что мы попробовали, впитали, почувствовали, станцевали. Это просто невероятно.

Много выдающихся хореографов оказали сильное влияние на мою работу, например, Уильям Форсайт. Мне также удалось поработать с Охадом Нахариным, и одно из интересных — танцевать дуэт, который он ставил.

Помню чудесный опыт с Александром Экманом и его спектаклем «Тюль». Также был номер с партнершей, мы исполняли его под музыку Radiohead постановщика Роберта Бондара, это всё эксклюзив для наших артистов и театра, поэтому меня переполняет гордость. Также у нас был хороший спектакль Кристиана Шпука «Анна Каренина», это в принципе не новая постановка, но конкретно для нашего театра она была новая, зарубежная. Еще «Чайка» Джона Ноймайера, которого я всем сердцем люблю и уважаю. Этот спектакль играет и занимает очень важную роль в моей жизни.

— Какие советы вам обычно дают?

— Вообще дают много общих советов, мне понравился один из таких от своего педагога: «Терпи». Не то, что твое время настанет, а терпи физически и иди.

То есть не время само придет к тебе и всё получится, а мы тоже должны для этого приложить усилие, некую внутреннюю борьбу с собой, смирение и терпение. С терпением нужно обязательно работать дальше, и идти к этой цели. Несправедливости много, поэтому оно необходимо.

— А какое наставление вам запомнилось на всю жизнь? От кого?

— Мы с Лораном очень много беседовали, часто у него в кабинете общались. И он однажды сказал: «Take is risk. Go for it» (рискуйте, действуйте. — Прим. ред.).

На самом деле, он потом много кому такое говорил и говорит, только уже в другом месте — в Мюнхене. Но эта фраза очень запомнилась мне, и я с тех пор начал по-другому к этому относиться.

Ты даешь себе шанс, раскрываешься тем самым, проходя через страхи, зажимы, ты рискуешь, и ты себя взращиваешь, открываешь по-новому. Я часто хожу с этими мыслями, особенно когда что-то готовлю, я думаю: «Так, а я что? Слабак, что ли? Take is risk. Всё, хватит. Ты прекрасен, ты сильный, ты всё умеешь, иди и делай!»

— Поделитесь забавными историями из закулисья.

— Скорее больше не историй, а реакций на происходящее на сцене из-за кулис. У меня была ситуация, в важной партии в балете Джона Ноймайера. Я вышел в нетанцевальных гетрах, не от костюма, и протанцевал какую-то часть, потом ко мне вышел артист и сказал: «Женя, снимай». Я спрашиваю: «Что снимать?» Потом смотрю на ноги, а у меня там гетры (смеется).

— Какие подобные ситуации были с вашими коллегами?

— Помню, что у нас артист выходил на сцену в жилетке (костюм, в котором артист балета греется. — Прим. ред.), вот он тоже протанцевал там минут пять, и как он ее перекинул через всю сцену после осознания — это смех и слезы.

Вообще разные ситуации происходили, было, когда артисты опаздывали выйти на сцену, и там своеобразная тоже реакция: стоят, недоумевают, что происходит. В основном это забавные реакции, артист может не тот костюм надеть, не от того акта, перепутать сапоги. Или у него выход на сцену через секунду, а ему говорят о том, что у него не тот костюм. И он пулей бежит, переодевается.

За кулисами разные смешные моменты бывают, прикалываемся над атрибутикой, декорацией, над тигром, над бутафорской Сильфидой, которую сделали.

— Сталкивались ли вы с форс-мажорами?

— Был у нас новый «Щелкунчик». Вот танцуется второй акт, па-де-де, и у полсцены отключаются софиты. Они разделяют сцену пополам, остается только место на авансцене, где приходится ребятам танцевать, так как там есть свет.

А мы все стоим за кулисами, взявшись за голову, и думаем: «А что? А как?» Нам же по всей сцене надо танцевать. Еще один момент был, когда на премьере балета «Чайка» загорелся деревянный помост на сцене, начался пожар.

— Как вы поддерживаете свою форму и здоровье, чтобы продолжать танцевать на высоком уровне?

— Я не сильно переживаю за свою форму, потому что в принципе от природы худой, но с возрастом некоторые места локально увеличиваются, это визуально заметно, и мне педагог об этом говорит.

Поэтому приходится поменьше есть сладкого, хотя я очень люблю всё это. С того сезона я сильно похудел, как мне сказали, это прекрасная форма, да и мне нравится.

— Следите за здоровьем?

— Что касается здоровья, я грешу сигаретами. За здоровьем, конечно, нужно следить вовремя, особенно за ногами. Это тоже внутреннее ощущение себя: мы должны чувствовать, обращать внимание, что нам говорит тело, не стараться его игнорировать, а, наоборот, прислушиваться, потому что болит не просто так.

Если мышцы болят — это одно дело. А если что-то другое, то к этому нужно обязательно прислушиваться и незамедлительно пытаться что-то сделать, чтобы предотвратить последствия. Это всё издержки нашей профессии. Мы не можем быть не травмированными, но всегда есть шанс избежать этого, предотвратить дальнейшее развитие растяжения. Просто надо уметь слушать себя и свое тело.

— Я знаю, что девушки в балете придерживаются достаточно жестких диет, из-за которых впоследствии сталкиваются с пищевыми расстройствами. Для мужчин тоже есть требования в весе, росте?

— По поводу роста: мы не можем на это повлиять. Что касается веса, есть эстетические требования. Я знаю про РПП, у меня есть знакомая, которая страдает им, но мне кажется, что у нас в театре никто с этим не сталкивался.

Подобное происходит в пубертат, в училищах, когда педагоги начинают сильно ругать за вес, а все-таки на тот момент организм растущий, он изменяется, и потом происходит взросление. После пятого балетного класса многие начинают набирать вес, и это нормально, на это невозможно повлиять естественным путем.

Когда девочки начинают разными способами худеть, это приводит к плачевным и печальным последствиям и итогам.

— Какую диету вы используете?

— Лично я конкретных диет не придерживаюсь. У меня и у многих коллег есть проблемы с желудком, только не потому, что мы себя ограничиваем в чём-то, а из-за режима работы, который не позволяет нам своевременно поесть, отдохнуть.

Когда репетиции идут подряд, невозможно пообедать, и, соответственно, ты хочешь есть, ты не знаешь, что делать, потому что поесть у тебя нет времени. А забивать желудок даже мелким перекусом не хочется, поэтому желудки болят.

— Как вы справляетесь с физическими и эмоциональными требованиями профессии солиста балета?

— Это уже опыт, каждый проходит эту школу. Кто-то, выпускаясь, уже адаптированный, закаленный. Самый главный момент — эмоциональный. Если человек эмоционально слаб и подвержен каким-то срывам, то такому артисту придется тяжело, с этим нужно работать. Мне тоже бывает эмоционально и физически трудно, но это опыт, ты просто знаешь, как справляться.

— Что вам помогает?

— Я для себя понял, что нужно в это играть, то есть мы не показываем шоу, нас никто не заставляет силами идти на сцену, у нас это должно быть в удовольствие.

В любом случае, мы делаем представление, показываем спектакль, тратим энергию, мы не можем выйти пустыми. Но чем легче, без лишнего волнения отнесемся к этому, тем лучше мы себя почувствуем физически и эмоционально.

Эмоции забирают очень много физических сил, но это не значит, что нужно быть холодным и отрешенным. У всех разные приемы, способы и методы, я просто пытаюсь так играть, выходя на сцену, отдаваться, чтобы получать удовольствие от процесса. Могу поиграть сам с собой, со зрителем, взглядом, движением, руками, насладиться тем, что сам делаю.

— Как вы восстанавливаетесь после спектакля?

— У меня нет конкретных методов, способов восстановления. Бывает так, что после спектакля ты приходишь с 300% заряда, ты еще можешь станцевать. А через день ты приходишь с ощущением, как будто тебя палками били, и даже не можешь встать. Но я часто могу, придя домой, полежать в ванне, расслабиться.

— А когда сильная нагрузка?

— У меня в конце сезона было четыре спектакля за два дня, это сложно. И приходилось внутри себя просто распределять физику и эмоциональность, начиная с первого дня спектакля. И придя домой, можно выпить виски или рома, кто как хочет.

— Как у вас обстоят дела со сном?

— По возможности следует поспать, потому что у меня и у артистов часто бывает, что после спектакля мы засыпаем в 3–4 ночи. Однажды прошел спектакль «Снегурочка», сильно эмоциональный и физический. Мы с партнершей переписывались:

— Спишь?

— Нет, не сплю.

А время — три часа ночи, поэтому ты просыпаешься в странном виде. Хорошо, если на следующий день выходной, ты можешь его потратить на себя: пойти в баню, в бассейн, на массаж, полежать дома. Но когда тебе надо на следующий день на работу, то здесь невозможно быстро восстановиться Время должно пройти, и всё.

— Вы испытываете волнение перед выходом на сцену? Что помогает вам успокоится? Есть ли у вас какой-нибудь ритуал?

— Да, я испытываю волнение перед выходом на сцену, но это не паника, а приятная взволнованность от ощущения того, что сейчас будет происходить на сцене. Прежде всего потому, что это ответственность, твоя профессия.

Ты не можешь просто выйти, улыбнуться и ничего не сделать, так что хорошо, что есть такое чувство и состояние, оно тебя держит. Нет способов, которые помогают успокоиться, так как это легкое волнение. Я просто разогреваюсь, могу быть общительным, нахожусь с самим собой. За несколько секунд до выхода абстрагируюсь, чтобы меня никто не отвлекал, разогреваюсь, концентрируюсь, чтобы хорошо выступить. Ритуал есть: крещусь и целую сцену.

— Вы гастролировали по Германии, Италии, Болгарии и другим странам. Где вам понравилось больше и почему?

— Я действительно много гастролировал. Но все перечисленные страны я застал в период обучения в училище, там было другое время. Очень запомнилась Италия, Венеция, каналы. Каждая страна оставляет отпечаток, но я не привязываюсь к месту как таковому, чтобы туда постоянно возвращаться, скучать. Просто есть места, где очень хорошо, а есть те, где обычно.

Публика в Европе более сдержанная, воспитанная. Например, взять Азию: там вообще как будто впервые видят, и для них это что-то необычное, невероятное. Но это и хорошо, артисту всегда хочется получить обратную связь, реакцию, те же аплодисменты, эмоции.

— Как вы относитесь к современным тенденциям в балете, таким как смешение жанров и эксперименты с музыкой и костюмами?

— Положительно. Тут вопрос в том, умеют ли всё это трансформировать так грамотно и искусно, чтобы это было интересным. Очень здорово, когда звучит классическая композиция и при этом идет современная хореография. Если это сделано со вкусом, то этому нет цены.

Главное — умело всё это делать, смешивать жанры, использовать необычные костюмы, и тогда из этого тоже рождаются прекрасные вещи, поэтому я за эксперименты, творения.

— Какое влияние оказали санкции на русский балет?

— Санкции ограничили нас в выборе зарубежных хореографов, которых мы могли себе позволить до этого. Это в какой-то степени потеря, а в какой-то — новые открытия наших, современных мастеров, для них это глоток свежего воздуха, возможность для роста.

Европа сейчас не видит русский балет, спектакли наших артистов, но это для кого-то лично может быть беда или травма. Однако мы живем в тех обстоятельствах, которые нам предложены, и нам нужно в любом случае продолжать развивать русский балет, не останавливаться. Мы становимся только сильнее.

Пусть скорее пройдет это время, и мы вновь сможем удивить европейскую, зарубежную публику своим русским духом. Мы не только можем впечатлить наследственным, традиционным балетом, но и современными постановками в том числе, а Европа как раз сильно славится современной хореографией.

— Какие советы вы бы дали начинающим артистам балета, которые хотят достичь успеха в этой профессии?

— Повторю фразу, которой меня научил Лоран Илер: «Go for it». Нужно идти вперед, напролом, если действительно хочется преуспеть в этой профессии, потому что классический балет — не просто выйти станцевать. Это настоящая философия, зарождение, постоянное открытие нового, интересного.

И не нужно ждать, когда жизнь перестанет быть трудной, чтобы быть счастливым. Трудности будут всегда, без них никуда, они нас делают сильнее.

К сожалению, путь артиста тернистый, непростой, никто не принесет на блюдечке ничего готового, так и неинтересно было бы. Все хотят быть счастливыми, чтобы быть ими, нужно немножко постараться, потрудиться, и тогда будет смысл, если молодые артисты стремятся и хотят быть первыми, лучшими.

— Что вам интересно помимо балета? Какое у вас хобби?

— Я поймал себя на мысли, что мне интересно водить машину, несмотря на то, что за рулем я ежедневно и, казалось бы, могу уставать.

Но мне почему-то езда на автомобиле доставляет удовольствие, это мое пространство, где я нахожусь сам с собой и управляю ситуацией, ловлю наслаждение и свободу в этом.

Еще я люблю петь, часто везде пою, даже думаю найти репетитора по вокалу, заняться голосом. Пишу картины, но редко, потому что на это нужно отдельное время, спокойное состояние. По возможности я всегда сажусь за холст и начинаю писать.

Еще я люблю читать стихотворения, давно их пытался сочинять, ну и сейчас могу, но это дается с трудностями, много мыслей, а чтобы красиво сложить слова, нужно умение, поэтому люблю читать, рассказывать наизусть, у меня даже есть некоторые читки стихотворений в соцсетях.

— Правда или миф, что солисты балета слушают только классическую музыку?

— Почему-то принято к определенной профессии относить какое-то правило, но оно стереотипное, штампованное, непроверенное и неоднозначное. Все мы люди с разным внутренним миром, устройством мышления, вкусом.

Допустим, у нас много артистов, которые танцуют балет, но ездят на мотоциклах. Несхожие, казалось бы, вещи, но интересный контраст. И это нормально, поэтому тот факт, что артисты балета слушают только классическую музыку — миф.

Я слушаю любую музыку. Могу Меладзе, могу Преснякова включить. Из зарубежных — Робби Уильямса, например. Также инструментальную музыку, всё по настроению. Главное, что мне это должно нравиться, быть мелодично, красиво. Однозначно люблю лирику, такой я человек.

Почитайте также наше интервью со звездой театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Анастасией Лименько. Балерина рассказала MSK1.RU о проблемах с пуантами из-за санкций и поделилась своими представлениями о будущем этой сферы.

Кроме того, мы публиковали фоторепортаж с генеральной репетиции лучшего балета Урала на Новой сцене Большого театра.