«Смотрю — подо мной нет квартир». Как живет Балашиха спустя год после взрыва в панельке, который унес жизни семерых

— Взрыв был одновременно — в сторону, вниз и вверх. Четвертый и третий этажи завалило сразу. Там Машка жила. Она в ванной была, а в комнате пятилетняя дочка спала. Минута просто — плита, бух, упала, и ее не стало. Машу завалило. Она, бедная, стонала. Спасатели пошли ее доставать, их плита накрыла, и всё. Тишина. Двоих нет сразу.

Ровно год назад, 20 сентября, в 08:21 в доме номер 10 на Октябрьской улице в Балашихе прогремел взрыв. В третьем подъезде рухнули квартиры с третьего по пятый этаж. Через искореженные окна квартир снизу выпирали обломки бетона, перемешанные с балками, одеждой и мебелью. Ударную волну почувствовали и в кофейне на первом этаже через два подъезда, а в соседней многоэтажке вылетели стекла.

В третьем подъезде на четвертом этаже жила 86-летняя Маргарита. На десять дней она уехала к своему сыну, а ее двушку заполнял газ. Об утечке никто в доме не догадывался.

Жилец четвертого подъезда девятиэтажки на Октябрьской Левон вспоминает, что во время взрыва увидел, как в его квартире подпрыгнул потолок — он буквально отскочил от угла стены. Хотя и признается, что их сторона еще мало пострадала.

— Девятибалльное землетрясение отдыхает в сравнении с тем, что здесь было. Я выбежал в страхе на балкон, по пояс вылез в окно. Смотрю в сторону — как подо мной нет квартир вообще. Когда мы с дочкой бежали по лестнице, перешагивали через все эти куски стен, арматуры торчали. А на улице уже медсестры и огромные клубы пыли. Ужас был, — вспоминает Левон.

В домовом чате началась перекличка: соседи рассказывали о своем состоянии, искали близких. К оцепленной девятиэтажке пыталась пробраться женщина, которая объясняла, что там, на шестом этаже, пропала ее знакомая. В доме работали спасатели — они разгребали обломки в попытках найти тех, кто мог остаться под завалами. Квартал периодически замирал — МЧС объявляло пять минут тишины, чтобы услышать оставшихся в доме.

— Есть кто живой? Отзовитесь, — кричали спасатели.

Под плитами были 36-летняя Мария Лопатина и ее 5-летняя дочь Соня. После взрыва их голоса слышали на улице. К 11:30 в доме началось повторное обрушение — плитами завалило четырех спасателей, двое из них погибли. После обрушения в доме еще несколько раз вспыхивал пожар. По данным СК, в результате взрыва погибли 7 человек, еще 20 пострадали. Только в полночь спасателям удалось достать тела погибших.

— Машу и Соню хоронили в закрытых гробах, потому что от них ничего не осталось. И на четвертом этаже бабушка жила, она тоже скончалась, — с комом в горле произносит житель многоэтажки.

После трагедии жильцов разместили в соседнем Доме культуры, где сделали временный пункт размещения. Туда свезли гуманитарную помощь, организовали медпункт, а власти проводили встречи с жителями. Некоторые оставались у дома — следили за работой спасателей.

Узнав о том, что Марии и Сони больше нет в живых, соседи начали нести цветы, игрушки, зажигали лампадки, а дети приносили рисунки. Они оставляли их у торца здания, где вскоре появился мемориал. Сотрудники МЧС приезжали возложить красные гвоздики в память о погибших коллегах.

Забрать вещи жильцам разрушенной панельки разрешили только на следующие сутки. Их запускали в квартиры с сотрудниками МЧС.

— Когда нас пропустили забрать вещи, я подумала: «Ну как отсюда уйти?» То есть всё на месте, а тебе надо уходить, и этого сейчас не будет. В первую очередь взяла деньги, документы, фотографии. Когда уже в другой нас запустили — уже какие-то необходимые вещи. Потому что нам давалось определенное время, чтобы все могли пройти и что-то взять, — вспоминает Жанна.

Некоторые жильцы дома после трагедии ездили в Ногинск, где в 2021 году точно так же взорвался газ — в девятиэтажке обрушились стены со второго по четвертый этаж. У них узнавали, что должны сделать местные власти и чего теперь нельзя допустить. А после делились рассказами с соседями.

Из ДК, где был временный пункт размещения, многие переехали в съемные квартиры. Администрация покрывала расходы из расчета 30 тысяч рублей для владельцев однокомнатных квартир, 40 тысяч — двухкомнатных, 50 тысяч — трехкомнатных и больше.

Через месяц спасатели начали разбирать подъезды с помощью кранов и доставать из квартир крупные вещи и технику.

— Вызывали в день по две квартиры. Собственники приходят, они краном всю мебель, что есть, вытаскивают. Спускали, это всё грузилось в машины и везли на склад. Там это всё обтягивали лентами, крепили номер квартиры, и вот год так это всё и стояло там. Но при желании можно было туда попасть, — говорит Левон.

Как вещи вынесли, строители взялись восстанавливать здание. Третий подъезд, где сдетонировал газ, полностью разобрали. Между уцелевшими блоками здания осталась зияющая дыра. Жанна вспоминает, что бетонные плиты рабочие заливали прямо на месте в формы. А за ходом работ жильцы могли следить дистанционно — для них запустили трансляцию на сайте Фонда капитального ремонта Московской области.

Свою панельку на Октябрьской жильцы называют аварийной — ее построили в 1979 году. Вспоминают, как за пару месяцев до взрыва сделали ремонт в квартирах, который дорого обошелся.

— Три месяца в новом ремонте всего прожили, — говорит Левон.

— У меня лоджия была такая красивая, плитами всё выложили, — делится Мария Семеновна.

Вспоминают, и как за месяц до взрыва во дворе начали благоустраивать дорожки, менять фонари, а к 2025 году ждали обещанный капитальный ремонт дома.

— Главное, за месяц-полтора до этого проверяли газ, и вроде бы нормально проверили. Вообще, конечно, уже давно я как будто чувствовала запах газа в квартире, но мне казалось, что утечек не бывает. Пришли газовщики и говорят: «Ну да, у вас что-то есть, вызывайте». Естественно, за плату. И мне потом переделывали всё. Такое было, но тщательно никто не проверял ничего. Трубы в подвале, мне кажется, никто никогда не менял, — рассказывает Жанна.

Жилец панельки на Октябрьской Левон вспоминает, как после взрыва их опрашивали сотрудники прокуратуры.

— То есть чувствовали [запах газа] или нет? Реально не чувствовал. Кто-то чувствовал, кто-то нет. У нас вытяжка в доме вообще нерабочая была — засоренная, старая, — рассказывает Левон. — Наш дом считался аварийным, было ужасно: подвал вечно вонючий, трубы — заплатка на заплатке, уже живого места не было.

Сейчас панельку на Октябрьской не узнать, хоть она и была построена по образу и подобию двух других девятиэтажек в квартале. Отпечатки того страшного утра на стенах дома скрыли цветные панели. Раз в двадцать минут подъезжают «Газели», груженные мебелью, которая была на складах.

Тропинку к подъездам пару дней назад закатали свежим асфальтом, на котором видны пыльные отпечатки подошв. Она ведет к тому самому торцу, где были игрушки и цветы, где было пролито много слёз. Сейчас там оборудовали небольшую площадку, где создадут мемориал, а на стене повесят табличку в память о семи жертвах взрыва.

Вскоре в городе снимут режим ЧС, который действовал год с момента трагедии. И после 20 сентября жильцы смогут вновь заехать в свои квартиры. Хотя некоторые и не готовы возвращаться — слишком жуткие воспоминания.

Другие же думают о том, как заново обустроить быт, планируют разбить у дома красивые клумбы и осматривают отремонтированные квартиры. Их новый облик удивляет — совсем непохоже на то, что было. Но качеством работ довольны, говорят, что в доме наконец поменяли всё: проводку, трубы в подвале, газовое оборудование. В квартиры поставили трехступенчатые газоанализаторы, которые в случае утечки подадут звук и сами перекроют газ.

— Я был свидетелем того, что произошло, и всё это помню. Но я понимаю, что это мой дом. И куда бы ты ни прятался, куда бы ты ни бежал по жизни, избежать чего-то невозможно, — говорит Левон.

Жанна говорит, что 20 сентября для нее больше не станет обычным днем календаря. Она всё еще вспоминает о той трагедии.

— Такая же теплая, хорошая погода была… Хочется думать о хорошем, а плохое хочется просто стереть, — говорит Жанна. — Мне некуда идти, это наше единственное жилье. Газа я не боюсь. И если так думать, я реалистка, то может что угодно случиться — просто кирпич на голову упасть. Ничего не предусмотришь. Надо дальше продолжать жить, и всё.