«Я буду здесь до конца». Евгений Ройзман дал интервью MSK1.RU в зале суда по делу о дискредитации ВС РФ

Вечером понедельника, 28 марта, стало известно, что политика Евгения Ройзмана телефонным звонком вызвали в полицию для составления протоколов по недавно введенной административной статье 20.3.3. КоАП РФ о дискредитации Вооруженных сил РФ. Причина — пост в Twitter и выложенный в соцсети видеоролик. Первое слушание суда проходит сегодня, второе назначили на 7 апреля. Мы пообщались с политиком во время перерыва в Октябрьском суде Екатеринбурга.

— Почему вы остались в стране, когда все уехали?

— Ну как я из своей страны, своего города уеду? Я тут жизнь прожил, делал всё, чтобы сделать свою страну лучше. Как я могу? Это моя родина. Почему я буду отсюда уезжать?

— А те, кто уехали, правильно сделали?

— Особенно те, кто думал о детях. Думали о том, что будет возможность детям получить нормальное образование. Те, кто уезжает ради детей, кому нужно другое медицинское обслуживание, другое образование. Я их очень хорошо понимаю.

— Но у вас тоже есть дети...

— Я буду здесь до конца стоять. Что касается детей, я, конечно, сделаю всё возможное, чтобы дать им нормальное образование.

— Вы работаете над книжкой по иконописи. Расскажите подробнее о ней.

— Я делаю большой каталог по уральскому горно-заводскому старообрядческому иконописанию. Это про последнюю, по сути, иконописную школу и про то, что мы называем «Невьянской иконой». В процессе есть еще пару каталогов. Это большая, почти 40-летняя работа. Моя задача — дать максимум фактуры, потому что я сам всё обработать не успею и не сумею. Надеюсь, дело продолжат.

— Наверняка такой масштаб работы требует определенных финансов?

— Конечно. У меня в первоначальной смете было около 3 миллионов. А сейчас, в апреле, когда я должен всё сдать, печать требует 5 миллионов.

— Из-за проблем с бумагой?

— Да. Несколько книг готовятся на ходу. Хорошо, что я счастливый автор. Книжки расходятся. После нынешнего проекта сяду за материал о художниках Екатеринбурга, об истории той или иной картины, в общем, в свое удовольствие. Буду писать неторопливо и с улыбкой.

— Кстати, наслышаны про вашу коллекцию картин екатеринбургских художников.

— Я с 95 года не выставлялся. У меня самое большое собрание екатеринбуржцев с середины 19 века. Мне сделал предложение «Ельцин Центр» по итоговой серьезной выставке наших художников, там выделят сразу два этажа в декабре-январе. Это мой следующий проект. Ну и фонд мой, конечно, работает активно. Проблем у людей много.

— На что в основном жалуются?

— За один прием в день проходит 50 и 80, и 100 человек. Проблемы разные: кому-то денег не хватает просто до пятницы прожить, очень много проблем по медицине, много по ЖКХ.

— Какие новые проблемы у людей в связи с нашей новой реальностью?

— Тоже немало. Огромная проблема по детям с ДЦП: им годами подбирают терапию и, вдруг всё обрушилось. К тому же вся медтехника резко подорожала: коляски, вертикализаторы, прогулочные коляски. Автомобильное сиденье для ребенка с ДЦП — 150 тысяч рублей. Ты представь себе, сколько нужно тратить денег ради нормальной жизни ребенка с ДЦП, а 150 тысяч это еще не максимум, там до 300 тысяч доходит.

— Как-то получается в этой ситуации помогать людям?

— Мы уже начали собирать продуктовые наборы. То есть появляются люди, которым просто нечего есть и они обращаются за помощью. Мы не забываем и про детей с СМА (спинальная мышечная атрофия. — Прим. ред.). Работаем с доктором Курмышкиным. Сборы проводим, будем вкладываться в детский онкоцентр.

— По лекарствам от СМА ведь жуткая история, по старому курсу стоимость была около 160 миллионов. Что же сейчас должно происходить?

— Пока зафиксировали цену на препараты. У фонда «Круг добра» есть свои возможности закупать эти лекарства. Для Марка, которого мы спасали всем миром, всё уже закупили. Это большая удача.

— Что с вашими эфирами на когда-то существовавшем «Эхе Москвы»? У нас уже и «Новая газета» приостановила деятельность. К чему всё идет?

— Представляешь, я знаю и Венедиктова, и Муратова лично. Мы давно знакомы. И я хорошо представляю себе, что такое руководить большим предприятием, хоть бы и журналистским. Это люди, у которых такие же семьи, ипотеки. Да, они балансировали. Но сложилась такая ситуация, что уже ничего не придумать.

Потому что удар по СМИ, по свободе слова критический.

Моя передача «Личный прием» была одной из самых рейтинговых в России. Я спрашиваю Венедиктова: Алексей Алексеевич, почему так? Он отвечает: «Понимаешь, мы в основном рассказываем о проблемах политиков, а вы рассказываете о проблемах простых людей». Снесли вообще всё, что было. Архив весь передачи. Но сейчас остался канал Венедиктова на «Ютьюбе» «Живой гвоздь». Там мы возобновили передачу. Я не знаю, сколько это продлится. Но передача «Личный прием» — это производная от живого личного приема. И, собственно, прием граждан важнее, чем передача. Когда ведешь прием, тебе никто никаких сказок не расскажет. Ты постоянно знаешь, где возникают узкие места, где возникают проблемы, ищешь системные пути решения. Но если уже вообще передачи не будет, я буду расписывать приемы, я умею это делать. То, что я объединил в книгу «Личный прием», которая, кстати, продается и продается.

— А что думаете по поводу заявления компании Цукерберга (запрещена на территории РФ) о том, что, мол, мы разрешаем некоторым людям на наших платформах нацизм в отношении русских?

— Во-первых, прям такого не было. Ну разрешили выражение мнения. Меня там десятки раз банили, причем по месяцу и больше. За совершенно безобидные вещи, в одном случае совершенно доброе замечание. Так кто-то обозвался, мол, вы ишаки. Я ему написал: «Папа твой ишак». По-доброму так сказал. Меня на месяц забанили, знаешь, как трудно было объяснить, как на английский слово «ишак» переводится. Там есть своя политика, свои правила поведения. Там могут забанить за мелочь. Со мной такое было не один раз.

— Вы сейчас через VPN сидите?

— Да, как все, кому надо. А вся эта история с Цукербергом и русофобией раздута. Ее по сути не существовало. Как и русофобии.

Я много бывал на Западе, много с кем общаюсь, да нету ничего. Да, кто-то пересмотрел телевизор, да, возникают какие-то ситуации, но правительства всех стран их решают. Выходят прямо первые лица западных стран и говорят о недопустимости этого.

— Всё же русофобия есть. Мои знакомые, тоже журналисты, уехавшие в Тбилиси и Ереван, рассказывают, что в подъездах появляются надписи «russian occupation» и так далее.

— Ну подожди. Людям трудно издалека разбираться и определять сразу, кто за, а кто против. Нам винить некого, кроме самих себя. Коллективная ответственность существует. Кто виноват в происходящем, кроме нас самих? Ну кто, инопланетяне, что ли?

— Ну то есть справедливо, что санкции бьют по простому народу, а не по олигархам или политикам?

— Санкции бьют по всем, по стране. И когда санкции бьют по стране, естественно, что по людям, которые живут в этой стране, они бьют тоже. Для меня это как стихийное бедствие — да, так получилось. Я вынужден терпеть вместе со своей страной, меня это касается точно так же. Да, мне где-то обидно, но тем не менее, я вынужден терпеть.

— Для вас что самое жестокое из всех санкций? История с подорожанием бумаги и изданием книги?

— Да нет, это мелочи. По медицине очень сильно ударили. Просто я знаю людей, которые живут на 10–15 тысяч, по ним ударят еще сильнее. Заденет всех: и сферу образования, школы. И я это всё наблюдаю каждый день. И свобода передвижения. Одно дело — ты представитель страны, которая всем интересна. Тут одно отношение встречаешь во всем мире, сейчас — совершенно другое. На Украину, там у меня было несколько экспозиций, которые мне надо было делать, теперь я вообще не представляю, как ехать. Я туда звонить то боюсь. Им позвонишь, а тебе скажут: «Не звони сюда больше». И что ты будешь говорить?

— А вы сами лично столкнулись с тем, что какие-то международные договоренности отвалились?

— У меня очень мощный проект был, договоренности с разными музеями. Я хотел прокатить русскую икону по мировым столицам: Берлин, Вена, Париж, Ватикан. Просто такие гастроли, показать на каком уровне русская иконопись. Понятно, что всё накрывается совершенно.

У меня несколько экспедиций. Мне надо Закарпатье посмотреть, деревянные храмы там, народную икону Украины. У меня есть исследование по Ветковской иконе, это гомельщина. Там наши старообрядцы жили. И с Ветки старообрядцев высылали на наши заводы. У меня было запланировано поработать в Гомеле, Ветке. В этих музеях, большую статью написать. Тоже всё откладывается.

Но тем не менее. Мы свою страну знаем, вчера дождь пошел, сегодня — зарезали.

— Как историк, скажите, пожалуйста, что будет дальше, будет ли что-то меняться? Вчера вот с Серебренникова сняли судимость.

— Жить в таком состоянии, творить, идти вперед, развиваться невозможно. Это касается и народа, и страны в целом. Потому что для того, чтобы идти вперед, нужен очень быстрый интернет, либерализовать законодательство, потому что как только она возникает, экономика сразу идет вверх. И поэтому нужна просто другая атмосфера для творческой жизни. Мир уходит вперед, русские уже сто раз доказывали, что это очень креативный народ. И если будет хоть маломальская свобода, то экономика выстрелит. Тут есть чем заняться, ресурсы есть. Поэтому я надеюсь, что Россия будет свободной, счастливая, веселая.

— Как у вас дома, как дети, как Юля (Юлия Крутеева — супруга Евгения Ройзмана)?

— Да нормально всё. Юля работает, у нее мастерская. Она одна из лучших мастеров по стеклу в России. Я занимаюсь музеями, фондами. Дети нормально, в школу ходят, веселые.

— Оксана (Панова — учредитель ZNAK.com) советовалась, когда принимала решение про Znak?

— Нет, мы же с ней совершенно независимые субстанции. Насколько я понимаю, со Znak она приняла очень верное решение. Я хотел сказать, что Дима Муратов сделал то же самое, причем именно по его сценарию. Ровно за секунду до того, как его заблокировали, он заблокировал себя сам, поэтому остается возможность для открытия. Но Оксана была первая. Znak надо понимать, это было одно из самых профессиональных СМИ в России — 45 человек работали и все выпускники журфака УрГУ. Такого профессионального коллектива не было больше нигде, все профессиональные журналисты. Конечно, огромная потеря и «Новая», и «Эхо Москвы», и Znak и все остальные.

— Но знак же есть надежда на возрождение? Оксана же не отпускает ребят

— Не отпускает, ищет формат. Не знаю, как будет.

Мы продолжаем вести онлайн-трансляцию с суда над Евгением Ройзманом.