«Вы теряете сознание, но все равно это хороший день». История скрипача-виртуоза, который в 14 лет победил рак крови

Вильяму Хайло всего 22 года, а его уже называют скрипачом-виртуозом. Молодой человек учится в консерватории, играет в оркестрах, забирает первые места на международных конкурсах. Но всего этого могло не случиться: в 14 лет врачи обнаружили у Вильяма лимфобластный лейкоз — тяжелое онкологическое заболевание.

Юноше пришлось лечь в детский центр имени Дмитрия Рогачева, пройти через сеансы химиотерапии, моральное истощение, постоянные боли. Вильям уверен: музыка помогла ему выжить. Музыкант ушел в ремиссию уже через полгода и за время лечения ни разу не расставался со скрипкой.

Вильям рассказал MSK1.RU о том, как боролся с онкологией и как музыка спасла ему жизнь.

Родители Вильяма оригинально подошли к выбору имени для сына. Когда мальчик родился, его хотели назвать либо Шоном, либо Цезарем. Третий вариант подсказала бабушка, которая обожала Шекспира:

«Имя Вильям возникло под впечатлением от личности Уильяма Шекспира, от этого человека, сколько бы мифическим его образ не был. Брата тоже зовут необычно — Савелий. Такая комбинация имён — можно сказать, что родители как будто сразу представляли, что мы будем выступать на сцене», — рассказал Вильям.

Мама Вильяма осуществила свою мечту — поступила в музыкальную школу — в 21 год. В качестве основного инструмента она выбрала скрипку, а через 4 с половиной года родился будущий скрипач-виртуоз — Вильям.

«Мама играла на скрипке всегда, и, как только она окончила музыкальную школу, я сразу же пошел играть к ее же педагогу. Мне тогда было 5 лет. Я считаю, любовь к музыке была мне привита еще до рождения. Есть даже детская фотография, где лежит инструмент, а рядом лежу я и очень крепко держусь за гриф скрипки. Мама рассказывала, что я не хотел его отпускать. Тогда я уже подсознательно выбрал для себя этот инструмент. С того момента прошло уже 22 года, а я всё ещё не выпускаю его из рук».

В музыкальной школе Вильяма всегда выделяли как особенного мальчика. Но ни к чему хорошему это не приводило:

«Казалось бы, талантливый ребенок, лауреат международных конкурсов уже с десяти лет. Но вместо поддержки была просто тихая зависть. Это свойственно человеческой природе: если кто-то выделяется, то этого человека стараются, наоборот, задвинуть в общую массу. Потому что проще работать с усредненным материалом.

Это нормально. Все талантливые, все хоть сколько-нибудь одаренные люди всегда люди очень ленивые», — считает скрипач.

Вильям родился в Севастополе, а в 12 лет переехал в Москву — поступать в Центральную музыкальную школу при Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского:

«Я приехал прям в день экзамена по специальности. Сдавал я его даже не написав в заявлении, к какому педагогу я планирую поступать. Меня прослушали и поставили практически наивысший балл — 97 из 100. Вечером того же дня нам позвонили из учебной части и спросили, к кому мы будем поступать. Мы с мамой подумали и сказали, что мы, собственно, не знаем даже к какому педагогу собираемся идти в класс и рассмотрим любые варианты. После этого несколько людей позвонили и пригласили к себе в класс, но в какой-то момент позвонил профессор Сергей Иванович Кравченко, и он сказал, „ты идешь ко мне в класс“. То есть он не предлагал, а просто констатировал факт».

Вильям начал обучаться в музыкальной спецшколе, а родители вернулись в Севастополь. Мальчик жил в интернате, и первые 2 года учебы прошли отлично. Но, когда Вильям учился в 7 классе, он вдруг начал чувствовать недомогание.

«По природе своей я вообще практически никогда не болел. С самого детства у меня мог быть пару раз насморк, пару раз обращался к врачу, — только самые обычные недомогания за все 14 лет жизни».

Вильям думал, что плохое самочувствие можно списать на плотный график обучения — только на специальность приходилось уделять по 4 часа в день, и это не считая общеобразовательных предметов.

Приближались каникулы, и юноша планировал поехать домой, в Крым, — подышать горным воздухом, съездить с друзьями на шашлыки. Но до дома мальчик не доехал:

«И, на самом деле, очень хорошо, что не доехал. Потому что если бы доехал, там бы уже не спасли. В какой-то момент я просто потерял сознание, меня отвезли в больницу. Там зачем-то начали лечить перегородку в носу, потому что она у меня кривая и были очень сильные кровотечения из носа, которые длились по 2−3 часа в день регулярно».

Наконец, у Вильяма взяли анализ крови, перевели из Филатовской больницы в Морозовскую. Там ему диагноз не сообщили.

В свой день рождения к Вильяму приехала его мама. К тому моменту она не видела сына полгода. Приехав, застала его на больничной койке.

Мама сразу поняла, что нельзя терять времени, и начала звонить в различные организации. Так она вышла на фонд «Подари жизнь», который расположен на базе федерального исследовательского центра имени Дмитрия Рогачева. Так как центр исследовательский, он берется за самые тяжелые и даже безнадежные случаи.

«Они взялись за меня и перевели сразу в реанимацию. Началась очень интенсивная терапия. В моем случае, шансов было очень мало, они были близки к нулю. Врачи первоначально не понимали, как будет проходить лечение. В меня начали вливать огромное количество препаратов. Не поможет один, так поможет другой».

Врачи пришли к Вильяму вместе с психологом, который мягко объяснил мальчику, что происходит в его организме и как будет проходить лечение:

«Они не говорили, что это рак, потому что „рак“ — очень страшное слово и звучит как приговор. Врачи использовали научное название „лимфобластный лейкоз“».

Для Вильяма составили экспериментальный протокол лечения, так как его случай был ранее не изучен. Врачи установили, что мальчику обязательно нужна трансплантация костного мозга. Донором стала мама. По словам Вильяма, она фактически подарила ему вторую жизнь.

Самым сложным было не терять мотивации двигаться. Это отому что после химиотерапии движение просто необходимо:

— У меня всегда была рядом мама, которая могла дать стимулирующий подзатыльник. Иногда, конечно, хотелось полежать, отдохнуть. Это вообще нормальное состояние, когда у человека химиотерапия. Но самая большая проблема — лежать и отдыхать нельзя. Надо двигаться, потому что, если вы не двигаетесь, у вас химия начинает застаиваться в каких-то отдельных частях организма, в органах, костях, в суставах — где угодно. В этот момент как никогда понимаешь значение фразы «движение — это жизнь». Были случаи, когда в отделении освобождалась палата. И не потому, что пациент выздоровел, а потому, что он не двигался.

Вильяму привезли скрипку как только его перевели из реанимации в отделение. Для человека с онкологией, со слабым иммунитетом, это был рискованный шаг. Но Вильям понимал: без музыки он не справится.

— Все, что попадает в руки пациентам, должно быть обработано стерилиумом. Потому что любая бактерия, любой чих, любой микроб может стать последним. Вся одежда обрабатывается при 100 градусах. Помню, как мне привезли конструктор лего, и каждую деталь надо было обработать. Но обработка стерилиумом инструмента из дерева просто убила бы скрипку. Поэтому ее разрешили пронести в палату, не обрабатывая. Врачи объяснили, почему они пошли на такой риск: если у пациента есть явная тяга заниматься, играть на инструменте, то это может ему помочь справиться с болезнью.

По словам Вильяма, в онкоцентрах жизнь воспринимается как другая реальность. Даже такое привычное явление, как дождь, особенное событие:

«В таких местах, как центр Дмитрия Рогачева, пациенты радуются дождю, потому что в дождь вероятность аварии очень высокая. И пациенты ждут, что случится авария, и им будет трансплантирован донорский орган. Потому что по-другому некоторые донорские органы просто никак не появляются. А они должны откуда-то браться.

Это очень жестоко, но такова реальность этих мест».

За время лечения в онкоцентре Вильям начал ценить, казалось бы, привычное для человека состояние — когда ничего не болит:

«Каждый день, прожитый без срочного вызова врача, без срочной операции, — это вообще-то очень хороший день. Несмотря на то, что у вас могут болеть все части тела, вы еле двигаетесь, у вас тошнота, головокружение, вы теряете сознание, но все равно это хороший день. Начинаешь ценить тот факт, что ты себя чувствуешь хорошо, потому что таких дней из-за количества химиотерапии по пальцам одной руки можно пересчитать».

По словам Вильяма, в случае рака крови, химиотерапия «убивает все». Ощущения такие, как будто все тело горит:

«Оно буквально сжигается. Химия убивает всё, что есть в теле: и полезное, и неполезное, то есть и хорошее, и плохое, потому что избирательность здесь практически невозможна. Количество препаратов, которое принимается пациентами во время лечения — это прям безумное количество, 30-40 таблеток в день. В какой-то момент я даже ставил рекорды: сколько я могу таблеток проглотить за раз».

Вильяму крупно повезло: он ушел в ремиссию спустя полгода. Но вернуться к обычной жизни ему удалось гораздо позже. Молодой человек долго не мог принять реальность такой, какая она есть вне онкоцентра:

«Когда вы выходите из таких заведений, проблемы людей в нашем привычном обществе кажутся настолько странными, настолько абсурдными, что вы долгое время не понимаете этих людей. Выйдя из больницы, я удивлялся, почему люди вообще считают какой-то этап своей жизни проблемным, хотя у них есть две руки и две ноги, у них живы все родственники. Несправедливость первое время ощущается очень ярко».

Сейчас Вильям учится в Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского, выступает на концертах и совмещает музыкальную карьеру с учебой на юридическом факультете. По словам молодого человека, музыка — дело жизни, а юриспруденция — образование, которое поможет ему разобраться в устройстве мира. О своем прошлом Вильям не забывает: выступает в детских онкоцентрах, общается с пациентами, играет на Днях донора.