«Теперь никто не будет преследовать»: студенты-эмигранты рассказали о работе, ксенофобии и жизни за границей

Из-за специальной военной операции на Украине многие россияне уехали из России. В их рядах немало студентов. Некоторые из них оказались за границей не столько из страха быть мобилизованными, сколько из-за давления со стороны общества или администрации университетов за отличные от большинства взгляды.

Должно ли руководство учебных заведений оказывать давление на обучающихся? Почему молодые умы покидают страну? Как изменилась их жизнь вдали от родины? Читайте об этом в нашем материале.

Давид Аракелян, студент ВШЭ, журналист «Новой газеты»

Хоть Давид только окончил первый курс, он уже является журналистом «Новой газеты». В России студент вел активную политическую жизнь: не боялся выходить на митинги, открыто высказывал гражданскую позицию, а недавно пошел собирать подписи за отставку телеведущего «Первого канала» с поста директора департамента медиа ВШЭ.

— Уехал из страны из-за работы, — рассказал порталу MSK1.RU Давид Аракелян. — «Новая газета», где я пишу, не могла публиковать материалы после начала специальной военной операции: Роскомнадзор угрожал блокировками, прокуратура требовала удалять тексты.

— Мы были вынуждены убрать с сайта некоторые статьи из-за безопасности наших сотрудников, а затем и вовсе приостановить журналистскую деятельность, — добавил он. — Некоторая часть команды не могла молчать, пока в мире происходят страшные события, поэтому ребята уехали из России, создав новое издание Novaya Gazeta. Europe. Это медиа не смогло бы существовать в нашей стране, так как журналисты там называют вещи своими именами.

Ситуация вокруг и внутри университета также не могла оставить меня равнодушным, — продолжил Давид. — Официально не писал заявление на отчисление, но думаю, что всем и так понятно: туда я больше не вернусь. В ВШЭ чувствовал себя скованно и замкнуто. В последние месяцы на меня давили некоторые студенты. Я приходил на семинары, а моя группа была разделена на подгруппы для проектов. Многие не хотели брать меня к себе по непонятным причинам. К тому же часто ребята писали личные сообщения, называя пропагандистом из-за того, что расклеивал листовки и занимался оппозиционной деятельностью. Однажды, когда проходил по коридору, слышал обсуждение моей работы и меня самого. Это было довольно грубо и неприятно — не вижу никакого смысла оставаться там.

«Ты ничего не добьешься своими петициями»

— Администрация не разделила мое мнение, когда я пришел в университет, чтобы собрать подписи за отставку нового директора департамента медиа. Руководство уверено: Эрнест Мацкявичюс — компетентный человек, поэтому в ответе на петицию ответило: «Нового главу менять не собираемся».

После попыток изменить ситуацию в стенах родного университета к Давиду подошел бывший глава департамента медиа. Он сказал, что любые попытки тщетны и глупы. Более того, по его мнению, студент так яро отстаивал свои свободы не для общего блага, а для получения места в европейском вузе.

— Это, конечно, не так, — заверил студент. — Грустно осознавать, что руководитель моего же департамента считает меня корыстным человеком. Также сказал: «Ты ничего не добьешься своими петициями». Не могу утверждать, что руководство и преподаватели открыто говорили обо мне в отрицательном ключе или оскорбляли, но на парах чувствовал огромное напряжение.

«Университет — место, которое не должно затрагивать нашу жизнь, когда мы из него выходим»

— На протесты вышел, когда были первые антивоенные митинги, давал негативную оценку действиям власти и продолжу это делать, — рассказал Аракелян. — Университет — место, которое не должно затрагивать нашу жизнь, когда мы из него выходим. К тому же ВШЭ считалась одним из самых либеральных и свободных учебных заведений у нас в стране. Я не боялся быть отчисленным, так как наивно полагал, что «Вышка» — место, где тебя не тронут за протест, не будут санкционировать из-за политических взглядов, не станут унижать.

Не предполагал, что всё закончится именно так. У меня была мечта — когда-нибудь начать преподавать в ВШЭ, получив там же магистерскую, — уточнил студент. — Наш вуз изначально был «местом вне политики», но что мы видим сейчас: подписи писем в поддержку спецоперации, увольнение учителей и давление на преподавателей за их взгляды. Руководство учебного заведения просто не может принять другую политическую позицию.

«Я хочу вернуться в Россию»

— Находясь за границей, чувствую себя неплохо, но жизнь здесь странная: говорю что думаю, делаю что хочу, хожу на протесты и митинги, помогаю украинским беженцам, посещаю концерты белорусских музыкантов, которые не могут выступать на родине, — всё прекрасно, — описал свою заграничную жизнь Давид. — Это сложные и практически непередаваемые ощущения, так как до сих пор не могу привыкнуть ко всему происходящему. Живу в чужой стране, где есть всего один друг, а рядом нет близких.

Стараюсь делать всё, что от меня зависит, — уточнил эмигрировавший студент. — Если говорить о страхе, то, конечно, я его испытывал. Несмотря на то что здесь моя редакция и коллеги, которые всегда помогут, я ехал в неизвестную страну совершенно один, без гражданства, без определенного жилья. Уехал просто потому, что не могу больше жить в России. В новом месте из проблем пока только квартира: сложно найти что-то хорошее. Люди объединяются здесь в комьюнити, в основном журналистские: «Медиазона»*, «Дождь»*, «Радио Свобода»*. Сейчас скучаю по друзьям и семье, которые остались в России, но думаю, что и к этому привыкну.

Незадолго до переезда из-за негативных историй в социальных сетях Давид переживал, что жители страны, в которую он переезжал, будут относиться к нему с предубеждением и неприязнью. Но всё оказалось совсем не так.

— Практически все говорят на русском, — заключил свою историю Давид Аракелян. — В магазинах и кафе никто не отказывается общаться со мной на одном языке, если его знают. Жители Латвии и иностранцы всегда помогают, поэтому с каким-либо видом неприязни не сталкивался. Более того, я хочу вернуться в Россию. Это мой дом, где хочу и буду жить. К сожалению, сейчас не могу вернуться. Раньше успокаивал себя тем, что являюсь только начинающим журналистом — меня никто не станет трогать, но не так давно в двери стучалась полиция, ФСБ вызывала на допрос. Не хочу думать, что меня могут убить по дороге домой, а мои коллеги или друзья окажутся в тюрьме. Не понимаю, как мы пришли к этому. Все мои планы рухнули. Тем не менее, как говорила «Новая газета», «буду продолжать говорить и делать то, о чём другие бояться подумать».

Алексей Волошилов, студент ВШЭ, политический журналист

Алексей, так же как и Давид, учился журналистике в ВШЭ. Студент работал политическим журналистом и не думал, что жизнь может измениться в один момент. Он был вынужден оставить не только дом, но и любимого кота.

— Я был вынужден уехать из страны из-за ситуации, которая началась 24 февраля, — рассказал свою историю Алексей Волошилов. — Никогда не воспринимал свое будущее вне России. Было довольно-таки тяжело подумать, что куда-то могу уехать, тем более в таком авральном режиме. Понимал, моя позиция последовательна и известна, высказывал свое отношение к власти и режиму долгое время. Осознавал, что когда-нибудь мне зададут вопрос: «А где ты был, пока происходили все эти ужасы на Украине?» У меня было несколько варианта ответа. Во-первых, если бы замолчал, то никогда не смог бы простить себе этого. Во-вторых, если бы не замолчал, то сел в тюрьму. Понятно, что сейчас это вопрос времени для тех, кто открыто продолжает говорить в России о своих взглядах. В-третьих, я мог уехать, что и сделал, чтобы продолжить заниматься политической журналистикой, пытаясь пробить ту информационную блокаду, которая сейчас выстраивается российским руководством.

«Я — потомственный экстремист»

Всегда шучу, что я — потомственный экстремист. Моя бабушка была одним из первых фигурантов по делу об оскорблении чувств верующих в России. Она участвовала в выставке «Осторожно, религия!» в качестве художницы, после чего ее судили, но в итоге оправдали. Выходил на протесты и открыто говорил, потому что, наверное, не было другого варианта. Может быть, я не видел тех радужных перспектив, которые содержит в себе работа на государство. Никогда не вставал перед выбором: идти — не идти на протест, писать — не писать правду, говорить — не говорить о свободе. Всегда было очевидно: если считаю что-то неправильным, важно об этом сказать.

— Эмиграция была одним из моих страхов, — признался Алексей. — Понимал: такой вариант возможен, но не думал, что до этого дойдет. Наивно полагал, что смогу оставаться в России довольно долго, беспрепятственно продолжая свою деятельность. Был уверен, что доживу до новой России внутри страны. Когда уезжал, испытывал непередаваемое чувство горечи.

Самый страшный момент был, когда уже сел в самолет, подумал, что, может быть, это действительно последний путь, — продолжил он. — Вспоминал о «Философском пароходе», который уехал ровно 100 лет назад. Находившиеся там люди думали, что вернутся через три месяца, а на самом деле вернулись через десять лет. Боялся, что приеду домой в инвалидном кресле 90-летним стариком. Я пролетал над Москвой, смотрел на нее в иллюминатор — и безумно тяжелые чувства были на душе.

По мнению Алексея, университет не должен накладывать санкции на студентов за их политические взгляды, потому что существует принцип свободы знания. Находясь в Грузии, он посетил кампус одного из местных университетов и рассказал о его внутренней политике.

— Когда вы в него входите, то видите огромный баннер: «Свободу Саакашвили», — рассказал Волошилов. — Это говорит о здоровом уровне вовлеченности во внутренние политические процессы и осознанности студентов. Знание не должно ограничиваться государственной цензурой. Без него получить качественное образование невозможно. Кроме того, на примере многих европейских вузов мы видим практику дебатов, где студенты спорят не о правильности или неправильности политики одного из правителей, а о необходимости или бесполезности конкретных реформ.

«Невозможность приехать в Россию делает жизнь сложнее»

Переехав за границу, Алексей продолжил вести оппозиционную деятельность. Всегда считал журналистику внепартийным делом. Именно поэтому студент уверен: он не оппозиционный, а независимый журналист.

— В России эти понятия приравнялись: если говоришь правду, то зачастую оказываешься в оппозиции по отношению к власти. Жизнь сейчас выглядит неплохо, если абстрагироваться от внутреннего самокопания. Живу в прекрасной квартире в центре Тбилиси. Участвую в классных проектах и зарабатываю столько денег, сколько не зарабатывал никогда. Очень люблю свою работу. Тут появляются новые друзья и социальные связи. Стандарты жизни изменились. Признаюсь, что живу здесь лучше, чем в Москве. Но понимаю, что это скорее мое везение. Не у всех получается найти работу по профилю за границей, обрести единомышленников в чужой стране.

Рассказывая о проблемах во время эмиграции, Алексей упомянул, что изначально в Грузии была проблема с ксенофобией по отношению к россиянам. Сейчас он уже не сталкивается с подобным.

— Многие привыкли, но в первое время это было неприятно, — признался студент. — Однажды мы шли с другом по улице и разговаривали на русском языке. К нам подошла девушка и спросила на английском, откуда мы. Попросила, чтобы в общественном месте говорили на международном языке, якобы не имеем права общаться на родном. В другой раз местный крикнул вслед: «Смерть московским п*****м [гомосексуалистам]!», потому что мы не захотели пользоваться его туристическими услугами. В то же время получал много поддержки от местных.

«Многие не понимали внутреннюю ситуацию в России»

— Я работаю в латвийском медиа с интересными проектами, — уточнил Алексей. — Планирую оставаться в своей профессии, потихоньку делать контент на английском языке. Мне кажется, что сейчас важно объяснить людям из постсоветского пространства причины и последствия происходящего в мире. Резко выяснилось, что многие не понимали внутреннюю ситуацию в России. Представители западного сообщества не знали, что конфликт на Украине продолжается с 2014 года. Мало кто осведомлен о закрытых режимах, существующих на постсоветском пространстве, так как об этом не говорят. Первый спектр моей работы — русскоязычная аудитория и люди, которые остались в России. Второй — англоязычное сообщество, не знающее о политической ситуации внутри закрытых стран, в частности, нашей.

— Я 100% собираюсь возвращаться в Россию, как только пойму, что существующий режим прекратит свое существование, а моя деятельность окажется в безопасности, — заключил свой рассказ Алексей Волошилов. — У меня нет другого дома, где бы меня так сильно ждали. Никакое место в мире не люблю так, как Россию.

Павел Н. (имя изменено). Анонимная история

Павел столкнулся с тяжелой жизненной ситуацией: при переоформлении документов в университете руководство сказало, что на отсрочку от армии это никак не повлияет. Тем не менее через несколько недель, обучаясь на третьем курсе, студент получил повестку в военкомат. Как он рассказал, из-за большого недобора во время призыва стали забирать практически всех. Павлу удалось выпросить лишнюю неделю, за которую он собрался и экстренно уехал из страны.

— После того как мне выдали повестку, пришло осознание, что если ничего не сделаю, то придется идти в армию, а там сейчас происходят странные вещи, — рассказал студент. — Я ехал в такси домой и размышлял: грядут большие жизненные изменения. Родители и друзья поняли и спокойно приняли мое решение эмигрировать. На протесты в России не выходил, но отношение к власти и режиму высказывал открыто. Преследований я не боялся до тех пор, пока не уехал из страны, потому что ничего вызывающего не делал.

«Университет не имеет права трактовать основу жизни и траекторию взглядов того или иного обучающегося»

— Я придерживаюсь либертарианских взглядов, — уточнил молодой человек. — Именно поэтому если где-то не прописано, что студент не может высказывать свою точку зрения, значит это нарушение его прав и свобод. Университет не имеет права трактовать основу жизни и траекторию взглядов того или иного обучающегося. Более того, долгое время был уверен в том, что вскоре эмигрирую, но планировал это сделать после окончания университета. В момент отъезда чувствовал тревожность — боялся, что что-то может пойти не так.

По рассказам Павла, его жизнь вдали от родины практически не изменилась.

— Занимаюсь спортом, работаю, общаюсь с интересными людьми, — уточнил он. — В первую неделю эмиграции повысил свою социальную жизнь, так как ходил на открытые мероприятия, знакомился с местными и релокантами — классно провожу свободное время. Более того, особых проблем не возникло, только технические нюансы, к которым нужно привыкнуть. Живя в Грузии, не сталкивался с каким-либо видом неприязни. Напротив, и грузины, и русские, и иностранцы доброжелательны и любезны. Но не все молодые местные понимают и осознают то, что происходит в России.

В будущем студент хочет уйти от рублевого заработка к мультивалютному, чтобы не быть привязанным к экономике своей страны, полагаясь на ее стабильность.

— Через пару месяцев собирался перебраться на Бали — моя небольшая детская мечта, — признался студент. — Хотел бы вернуться в новую Россию, когда там что-нибудь изменится в лучшую сторону. Тем не менее никогда не ощущал физической потребности вернуться, да и духовной связи тоже. Пока есть возможность пожить в других странах, стоит ее использовать.

Уезжают из России не только студенты. Недавно мы рассказывали также истории оппозиционной активистки Елены Лекиашвили, переехавшей в Литву, и айтишника Сергея Хавронина, который теперь живет на Кипре.