«Я хотела, чтобы меня удочерили чужие родители». История москвички, которая в детстве пережила домашнее насилие

— Иногда мама на меня кричала, и я думала: «Пожалуйста, побей меня, оставь меня, и мы закончим это. Я устала, мне надоело». И ты просто сползаешь по стеночке и начинаешь визжать для того, чтобы перекричать тот крик.

Домашнее насилие нередко воспринимается как часть быта: как помыть полы, приготовить еду, так и случайно сорваться на ребенке и повысить на него голос. В международный день борьбы за ликвидацию насилия MSK1.RU запускает серию публикаций об этой проблеме в России. В первом материале мы расскажем историю девушки Алины, которая столкнулась с насилием в детстве, а также разберем ее с психологом.

— Мне кажется, что семья — это место, где тебя должны любить безусловно, всегда, вне зависимости от всего. Даже если ты человека убил, они, конечно, тебя осудят, потому что, ну, это ужасный поступок, но всё равно проявят к тебе какое-то участие и понимание. А у меня такого не было… Мне было прям плохо периодически. Когда тебе просто говорят, что ты ничего не стоишь, — с прерыванием произносит Алина.

С Алиной мы встретились морозным ноябрьским вечером в кофейне. Одетая во всё черное девушка смотрела на меня немного отстраненно своими большими темными глазами. Алине 24 года, восемнадцать из них она провела на Кавказе, где родилась и выросла.

— В первый раз меня ударили, как мама рассказывала, года в три. Мы сидели на кухне, и я положила ноги на стол. Она говорит: «Убери ножки». Я говорю: «Нет». Она повторяет: «Ну, убери, пожалуйста». Я снова отказываюсь. И тогда я отхватываю по ногам. Естественно, их опускаю, начинаю рыдать, запоминаю, что нельзя класть ноги на стол. По ее мнению, это было воспитанием. Было по-разному. Меня и подушками били такими большими от дивана, и ногами...

Ногами?

— Да. Пару раз такое было, но потому что это истерика, человек слетает с катушек. И это очень страшно. Она впадала в истерику, потому что у нее дикое отчаяние внутри от того, что я расту не идеальным ребенком. Не таким ребенком, которого она бы хотела.

Так бить можно только лежащего

— Да, — со вздохом отвечает Алина, и замолкает на несколько минут. — Я не могла отвечать маме ни на какие ее замечания, вопросы. Просто открывала глаза и на нее смотрела, потому что мне было страшно. У меня не было правильного ответа, невозможно сказать ничего в свое оправдание. Иногда мама на меня кричала, и я думала, пожалуйста, побей меня, оставь меня, мы закончим это. Я устала, мне надоело. И ты просто сползаешь по стеночке и начинаешь визжать для того, чтобы перекричать этот крик. Либо она говорила: «Ты себя жалеешь, а меня тебе не жалко? Я, между прочим, о тебе забочусь, я твоя мама». А мне вообще ее не жалко было тогда, хотя я за нее переживала до какого-то момента.

Мама потом ко мне приходила, я делала вид, что сплю. Но она понимала, что я делаю вид. Она же знает, когда я сплю, а когда нет. Но сидела рядом со мной, гладила меня по голове. И это было самое потрясающее, что происходило в моей жизни вообще в подростковом возрасте. Я готова была перетерпеть это всё ради того, чтобы потом мама до меня дотронулась.

Но она постоянно была на работе, от родных я стала в какой-то момент открещиваться, и в целом у меня было тяжело с прикосновениями в подростковом возрасте.

У меня тогда еще были такие длинные волосы, вот прям по пояс. Но я очень не любила причесываться. Она однажды схватила меня за волосы и потащила к зеркалу и сказала: «Тебе вообще самой приятно на себя смотреть?» Ну, я вот сейчас поняла, что после этого я перестала в зеркало смотреться.

За тебя мог кто-то заступиться?

— Папа был далеко, они развелись рано. Бабуля пыталась периодически, но иногда она сама маме жаловалась на меня, и мама тогда… Ну, я отхватывала от мамы.

У меня были мысли позвонить в службу опеки. Потом я подумала, что не хочу в детский дом. Я прям представила, как меня уносят, и мама еще на меня орет из-за того, что я позвонила в службу опеки. А если я позвоню, и меня не заберут, это еще хуже, мне потом с ней жить.

Я хотела позвонить в службу психологической помощи. Но я не понимала, как разговаривать с незнакомым человеком по телефону об этом всём. Но я же не могла рассказать про маму какие-то вещи.

Не то чтобы я боялась, что она что-то сделает, мне скорее стыдно было как-то. Позже у меня появился отчим. Он просил маму, чтобы она перестала так себя вести. Но я помню пару случаев, когда он просто выходил на улицу — не выдерживал ни моих криков, ни ее криков. Она меня не била при отчиме.

А чего тебе хотелось в те моменты?

— Сначала мне хотелось заботы, потом, чтобы от меня отстали, чтобы мама со мной вообще не взаимодействовала. Потом мне хотелось, чтобы меня удочерил кто-нибудь из родителей моих друзей.

Мне хотелось даже не отомстить, а просто показать маме, что мне плохо. Чтобы она поняла это, и ей стало плохо от того, что мне плохо. Мама меня любила, только когда я болела. Если мне плохо, я болею, она могла вкусняшек накупить, как на Новый год.

Я помню, как привлекала внимание. Оставляла я предсмертные записки постоянно на стиральной машинке. Типа «Я вас люблю, но вы меня постоянно обижаете, но я не обижаюсь». А я была таким не от мира всего ребенком. И как-то бабушка нашла эту записку, и позвонила мне, когда я шла на танцы. Я ей сказала, что если бы я не родилась, вам было бы лучше. И положила трубку.

Когда Алине исполнилась 18, она поступила в один из столичных вузов и перебралась в Москву. По ее словам, дома она буквально считала дни, когда уедет из семьи. Но оказавшись в студенческом общежитии среди новых, малознакомых людей, она начинала тосковать по дому.

Возвращаясь домой пару раз за год, она вновь начинала осознавать, почему ей так хотелось сбежать. Девушка рассказывает, что у нее тогда было ощущение, что она стала достаточно взрослой и ее не тронут. Но ссоры и побои дома продолжались.

— Однажды так мама меня ударила по лицу, что у меня осталась царапина. У нее просто ногти длинные были. Бабушка видела это и сказала мне: «Ну посмотри, что ты сделала?» Сказала, мол, это я сама где-то поцарапалась, — говорит Алина.

Уже в Москве Алина решила попробовать сходить к психиатру. Сначала ей диагностировали биполярное расстройство. Она поделилась этим с мамой, и та серьезно занялась здоровьем дочери. В конечном счете Алине поставили диагноз — циклотимия (расстройство, для которого характерно нестабильное эмоциональное настроение. — Прим. ред.).

— Я теперь постоянно должна принимать таблетки. У меня никогда не настанет моментов, когда я смогу, ну, просто существовать. Чтобы у меня было нормальное настроение и состояние, когда я могу работать, например, мне нужно регулярно их пить. При этом они очень сильно влияют на печень, она разрушается от них. Мне не подходят практически никакие препараты, кроме одного супернеприятного. Его выписывают людям с эпилепсией, но они пьют его всего несколько месяцев. А мне нужно пить препарат постоянно и проверять печень, сдавать кровь и всё это, — рассказывает Алина.

У меня нет обиды за детство на маму. Тут скорее, знаешь, такая боль за себя, ребенка, который не получил никакой любви и заботы, а должен был. Я помню маленькую себя.

— Посмотри, какая она краснощекая, румяная девочка с хвостиками, — улыбаясь произносит Алина. — Мы начали с мамой нормально разговаривать, когда мне было уже больше 20 лет. Сейчас я очень спокойно к ней отношусь, и у нас всё здорово. Она меня поддерживает и жалеет о многих моментах.

Эту история MSK1.RU попросил прокомментировать Елену Корбмахер, когнитивно-поведенческого психолога, кандидата психологических наук и автора журнала Psychologies. Эксперт отметила, что физические наказания — не эффективный метод воспитания детей.

— Они являются скорее показателем воспитательного бессилия родителей и могут приводить к различным личностным и другим нарушениям у ребенка — формирование антисоциального поведения, неврозоподобной симптоматики и так далее, — отметила психолог.

По словам Елены Корбмахер, истерики детей разных возрастов очень отличаются по своей природе. У ребенка 2–3 лет они чаще вызваны переутомлением, неудовлетворенными потребностями или чрезмерным эмоциональным возбуждением.

— Для профилактики истерик в этом возрасте важно соблюдать режим отдыха и бодрствования. В момент истерики родителю нужно оставаться спокойным, исключить действие провоцирующих факторов, переключить малыша, — советует эксперт.

У подростка же истерики другие, на это влияет гормональный фон, отмечает Корбмахер.

— Через истерику подросток может самоутверждаться, манипулировать другими или общаться с окружающими, если те не понимают иного языка. Родителю важно помнить, что истерика у подростка — это, в том числе, сброс нервного напряжения. Важно показать ему, что вы рядом и можете стать надежной опорой, — говорит Елена Корбмахер.

Психолог советует родителям быть рядом с ребенком, обнять его, дать выговориться и выреветься.

— Любой разбор полетов проводите только после того, как наступит штиль, — подытожила психолог.

По словам эксперта, игнорирование потребностей ребенка приводит к тому, что у него нарушается эмоциональный контакт с родителями.

— В долгосрочной перспективе может привести к зависимому поведению, когда не формируется собственного представления о своих желаниях, потребностях и ценностях и тогда ориентиром тут начинают выступать другие люди. Вырастая, такой ребенок может столкнуться с глобальным непониманием своего места в этой жизни, — объясняет Елена Корбмахер.

По ее словам, родитель — это главный человек, благодаря которому у ребенка появляется базовое доверие или недоверие к миру.

— Родители и другие члены семьи выступают для ребенка первым микросоциумом, «отражаясь» в котором ребенок познает себя. И если это «зеркало» всякий раз сообщает ребенку, что он глупый, некрасивый, ненужный, то и сам ребенок, чаще всего, принимает эту информацию за истинную. Нетрудно догадаться, какое представление о себе и своем месте в этом мире в результате сформируется, — говорит психолог.

Также эксперт напомнила, что каждый ребенок и конфликт уникальны. Подобрать универсальные решения невозможно.

— В любом случае, родителям важно транслировать ребенку, что он важен и любим, вне зависимости от ситуативных проявлений проблем. Ребенок должен быть уверен, что любой конфликт с родителями — это только про отдельную ситуацию, а не про его личность в целом, — подытожила Елена Корбмахер.