«Кости есть — мясо нарастет». Мать и бабушка — о том, как пережить трагедии одну за другой и продолжать верить в лучшее

Алла Алексеевна уже 30 лет живет в Фирсановке — микрорайоне в подмосковных Химках, который раньше был частью Сходни, а еще раньше — отдельным поселком. Туда можно добраться на автобусе или электричке: всего 45 минут от площади трех вокзалов. В Фирсановке нет канализации и были проблемы с дорогой, зато у Аллы Алексеевны есть свой дом, который она построила сама.

Правда, далеко не всегда жизнь женщины была спокойной и радостной: Десять лет назад её сын попал в страшную аварию и до сих пор не может встать с постели. Журналист MSK1.RU Никита Куликов поговорил с Аллой Алексеевной, которая на своих плечах тащит семью, а вместе с тем — активно участвует в жизни микрорайона. Про таких пишут поэмы и гордо называют — русская женщина.

— Как вы сейчас живете и как себя чувствуете?

— Чувствую я себя по-всякому, иногда по погоде, иногда очень много приходится нервничать и переживать. Жизнь тяжелая, не скажу, что мне весело. Сначала сын десять лет назад в аварию попал, до сих пор на ноги не встал. А теперь в этом году еще и внук пострадал (внук Аллы Алексеевны перенес несколько операций, из-за того, что у него в руках взорвалась электронная сигарета. — Прим. ред.).

— Расскажите немного о себе, вы сами из Москвы ведь?

— Родилась я в Московской области, не в Москве. Начинала я свою жизнь после института на стройке. Очень быстро поднялась по карьерной лестнице: в 24 года я уже была главным механиком строительного управления. Потом поступило предложение в 26 лет быть главным механиком треста. Меня вызвал управляющий, предложил мне эту должность, а я, к сожалению, была уже беременна. Я ему честно сказала, что, увы, никак. Он сказал, очень жаль, и попросил рекомендацию. У нас было девять подразделений строительных управлений, которые входили в этот трест. Причем трест был создан для строительства школ и детских садов — Лужковым Юрием Михайловичем, царство ему небесное... Хороший человек был, честно говорю.

Я отработала в этом строительном управлении десять лет. Потом, в 1991 году, меня пригласили работать… Вы даже себе не можете представить, куда. В высотку на Баррикадной. Главным инженером магазина. Не высотки — а магазина, большого универмага, в который входили на самом деле четыре магазина. И вот в 33 года я была главным инженером. А мальчик мой рос…

Потом мне предложили более оплачиваемую работу, уже просто частная фирма. Я занималась ремонтом банков, помещений, магазина — вот на Киевском вокзале, напротив, стоял магазин, реконструкцию делала я. Овощехранилище. Оно было очень высокое — шестиэтажное — я из него сделала два этажа, ну и, по тем временам, игровые автоматы. Вот в такой фирме я работала (смеется).

У них я отработала очень долго. Здесь была тоже руководителем, вся стройка была на моих плечах. И параллельно я строила этот дом (в Фирсановке. — Прим. ред.). Потихонечку за шесть лет я его выстроила. И в 2006 году мы как раз сюда переехали. Сын пошел по моим стопам. Так что я как раз попала на то время, когда прилавки были пустые.

1991 год — внизу в подвале было всё завалено, ко мне директора заводов приезжали. Директора! «Ради бога, отоварьте. Ради бога, водочки оставьте», — просили они. Этому директору — ящик, другому — ящик. Привозит машина — у меня коллега была, Светлана Михайловна, она меня очень поддерживала. Водка приходит, и она мне — ну, давай распределять, кому чего.

У меня Кирилл (сын Аллы Алексеевны. — Прим. ред.) поступал в английскую школу в Тушино — одну из лучших в Москве. И тогда в школе меня очень попросили сделать ступеньки, они там длинные были. Я, конечно, взялась за это дело. Вызвала рабочих, все сделали — причем бесплатно, для школы. А откуда деньги у них? И директору деваться было некуда, взяли моего сына туда. Хотя тестирование он не очень хорошо прошел, он не готовился.

А мне некогда было, я всё время на работе. И в 1991 году как раз я попала в этот магазин, в подвале — просто тьма всего. Так обидно было!

— А каким вы помните это время? Начало 90-х?

— Я не скажу, что время было хорошее, потому что когда я работала в этой высотке, здание разбирали по кирпичикам. Гранитные плиты… и все тащили к Белому дому. Я стояла и думала: что делать? А ничего не сделаешь. Время было очень тяжелое, такое, что рядышком были снайперы… кого только не было! Нет, время было очень тяжелое.

Я вам скажу, я прожила очень хорошее детство, очень хорошую юность. Был Советский Союз! Время было замечательное! У нас проблем не было таких серьезных. У нас была задача, вот я, например, своей задачей считала получение высшего образования. Ни мама, ни папа, никто не думал об этом. Я была настроена на то, что надо поступать — я год после школы отработала. Поняла, что никуда не двинусь и надо самой пробивать дорогу. Поехала в институт, подала документы, сдала экзамены — без единого репетитора! Причем в технический вуз. Закончила институт, меня распределили в какой-то НИИ — картинки рисовать. Я поняла, что это не мое.

Обязаловка. Мне удалось уйти раньше.

— Как?

— Молча. Во-первых, у нас на стройку отпускали. Это вообще единственное место, куда отпускали. А во-вторых, у меня со зрением проблемы были. В больнице ждала линзы контактные. Стояла на учете очень долго, и вот мне позвонили, сказали, давайте приезжайте, а контактные линзы мне не подошли. Говорю, тогда справочку мне дайте, что у меня со зрением проблемы. И всё — через четыре месяца удалось уйти на стройку. И 10 лет я на стройке отработала.

Фактически, через год я уже руководителем была. У меня были прорабы, и все ко мне — головку опускали, на поклон ходили. Хотя все постарше меня были, но всё равно молодые. Мне в те времена было 24–25, а ребятам 35.

— Вам кажется, что в Советском Союзе попросту было больше возможностей?

— Возможностей, это раз. Во-вторых, жизнь как-то устроена была. Когда у меня сын закончил институт, я не видела его будущего. Но он сам, я уже потом об этом узнала. Он закончил тот же институт, МАДИ, что и я, и он начал свое дело раскручивать. И он с другом снял автосервис, начали ремонтировать, продавать машины. Здесь, у нас в Фирсановке, у Лугинино.

Кстати, мне сказали — в Лугинино канализацию сделали. Если вам показать тот поселок, там дома богатеньких. А если они сделали — значит, и нам могут сделать.

Если человек чего-то хотел, не был трутнем, то добиться можно было всего. Я по себе знаю, поступила в институт — тяжеленный институт, технический вуз. Физику на 5, математику на 4, вторую математику на 4.. С профессором потом бодались.

Спрашиваю: почему 4 ставишь? А у меня принимал аспирант, и мы пришли к одному ответу, а решения были разные. Какое у нас образование было! Вон у меня внук учится — сейчас много чего ненужного. Слава богу, сейчас он в 7 класс пойдет, и уже будет распределение по профилям. Он попал как раз в лингвистический класс, будет второй немецкий язык. Я ему помогу хоть чем-нибудь! Английский-то я вообще не знаю.

— А вы немецкий учили?

— Учила в школе немецкий, да. Ненавидела его всю жизнь, в школе, в институте. Мы дети послевоенные, я 57 года, здесь своя история.

У меня сейчас знакомая одна, я везу сына в медицинский центр, где он проходить будет реабилитацию. Хочу и ремонтик дома сделать, внука встретить — мальчика жалко. Мы, кстати, вчера с его крёстным виделись. Он известный хоккеист, фамилия Семин. Семин не Александр, а Дмитрий. Тот, который играл в тройке — Семин, Руденко, Ткаченко. Ткаченко разбился в самолете в Ярославле, если помните.

— А давно вы так хоккеем интересуетесь?

— Очень давно. Я, во-первых, играла сама. Когда училась в МАДИ, это 76–77 год был, при каком-то институте создавали первую женскую сборную по хоккею. И меня позвали как раз туда, я не пошла. Сказала, учиться буду! Может, и правильно сделала. Потому что жизнь спортсменов быстро заканчивается.. А у меня цель была по жизни: что-то создать. Вот, видите, единственное, что с сыном так нехорошо получилось.

— А расскажите поподробнее, что произошло с Кириллом?

— Кирилл закончил московскую спецшколу английскую в Тушино. раньше она была под номером 25 (сейчас ее номер — 1285), в этой школе еще учился Леонтьев. Тот, который вел программу «Однако» на Первом канале. Я его лично видела: помню, он приезжал на белом «Мерседесе», они там в школе одноклассниками встречались.

Закончил Кирилл школу очень хорошо, без троек. И решил по моим стопам идти, МАДИ заканчивать. При МАДИ он еще и получил второе высшее образование техническое. Он переводчик технической литературы, что-то такое. Конечно, после спецшколы английской для него всё просто было. Получил два высших, открыл свое дело, начал заниматься автомобилями: ремонтом, продажей. По тем временам автомобили в очень большом спросе были. И вот они в Лугинино сняли с другом сервис, Саныч (отчество друга. — Прим. ред.) жив еще, оказывается, видела его на дороге тут. Уже, конечно, старенький… 10 лет уже прошло!

Потом сын переехал в Москву, женился рано… Не хотела я, но куда деваться, она беременная была. В мае стало известно, что она беременна, и я говорю Кириллу: пока высшее образование не получишь, диплом в руки не возьмешь, никакой свадьбы не будет. Отыграли потом свадьбу, всё было замечательно, потом Вадим (внук Аллы Алексеевны. — Прим. ред.) родился… Бедненький мальчик, вот пострадал.

В три часа ночи случилась авария, он попал в очень тяжелое ДТП. Слава богу, никого не задел, не поранил, не сбил.

Ремонтировали Ленинградку (Ленинградское шоссе. — Прим. ред.), оставили левую полосу, не убрали асфальт. И его закрутило в столб. Он в пруд улетел. Ночью его оттуда МЧС доставали, пожарные… Поехал на машине жены.

Я очень много в него вложила. Я эти годы в него вкладываю, вкладываю, вкладываю... Но пока вот встать не может. Сейчас поедем в реабилитационный центр. Там остались инструкторы, которые его знают. Честно говорю, четыре года никуда его не возила, потому что ковид был, пандемия. В этом году решилась, позвонила, вроде у них вроде всё спокойно. Недельки на три: а пока в доме ремонтом займусь. А то все двери отбитые коляской…

— Получилось найти виновника?

— На тот момент трудно было сказать, кто виноват. Да и мне не до этого тогда было. Его сначала отвезли в больницу в Медведково, а оттуда его перевезли в связи с тем, что ухо было порвано: зашили, еще челюсть была выбита. И всё. Телесных повреждений не было вообще.

И вот оттуда его в Бурденко (НМИЦ нейрохирургии им. академика Н.Н. Бурденко. — Прим. ред.) на Маяковку отправили. И он там шесть месяцев был: 8 дней в коме, два с половиной месяца в реанимации, еще три месяца интенсивной терапии. После я уже повезла по всем центрам, потому что нельзя было домой его везти тогда. Надо было пробовать восстанавливать как-то. Когда его выписали, трахеостома еще стояла, гастростома стояла. Это трубка, через которую он дышал, и трубка, через которую кормили его.

— Где вы силы искали на это все?

— Я не знаю. Они как-то сами по себе брались откуда-то. Я не знаю, правда.

Каждый день ездила в Бурденко. Каждый божий день. В день, когда случилась авария и я узнала, что он в Бурденко, и мы с Настей (бывшая жена Кирилла. — Прим. ред.) туда поехали, там встретились. И каждый божий день я ходила к нему в реанимацию. Тогда в реанимацию разрешали ходить. И я видела, в каком он состоянии был: весь в бинтах, одни глазки. Не реагировал ни на что, сейчас, слава богу, он говорит нормально.

— А кто в это время рядом с вами был в этот первый — самый тяжелый год?

— Жена помогала его. Еще внучок, которого я подняла на собственных руках. Ну, они же молодые! Ну что ему было, он женился в 22 года. Конечно им то туда хочется, то сюда. А я с внуком! Он мне силы давал, я его просто люблю как второго своего ребенка. Думаю, что не только я, но и та сторона.

Отец Кирилла инсульт получил четыре года назад, сейчас в Москве живет. Решили, что я всех не потяну. Договорилась с соцработником, к нему Лена (помощница Аллы Алексеевны. — Прим. ред.) ездит, убирает у него, еду отвозит. Ну, он сам себя обслуживает, в магазин сам ходит, даже за рулем ездит! Владимир Алексеевич зовут. Машина у нас есть, по делам с ним ездим, Кирилла возим.

Лена у меня вот только года четыре, а до этого — всё сама. У меня на терраске есть даже целый тренажерный зал. У Кирилла же и подъемник, и беговая дорожка, и стенка. Ребята помогают еще: у Кирилла остались друзья. Вот очень хороший друг — хоккеист Дмитрий Семин. Он, во-первых, крёстный нашего Вадима. Он так помогал нам, всё какие-то тренажеры привозил. Очень помогал лекарствами.

— А где и как вы познакомились с Владимиром Алексеевичем?

— Это долгая история! В 83 году мы поженились, в следующем году уже 40 лет будет.

Я когда поступала в МАДИ, первый год я не училась, пошла работать. Но в МАДИ пошла все-таки на курсы подготовительные. Чтобы хотя бы не забыть программу всю. Там и познакомились: ему тогда было 25, а мне 18. У нас 7 лет разницы. И вот с тех пор…

Я ему, честно говорю, свободу дала. У меня тоже всякое было в жизни... А он говорит: нет. Так что мы — семья, хоть он там, а я здесь. Я помогаю ему, а он Москву любит. Я — нет, меня там душит.

— Вы сказали, кстати, что Лужков хорошим человеком был. А почему?

— Во-первых, я получила новую квартиру. У меня была двухкомнатная квартира в пятиэтажке. Пятиэтажка ушла на слом, потом с мужем такая же история — тоже получил квартиру. И что мне плохого говорить! Потом, извините, я к пенсии «лужковскую» надбавку получаю: ее так и называют все. Эта социальная выплата — «лужковская надбавка» — и ее, слава богу, никто не снял. А в области нет этого.

У меня пенсия, допустим, тысяч 9. А с этой надбавкой и со всеми плюсами — уже 20 с лишним. А область этого не получает. Вот Анатолий Михайлович (один из героев нашего репортажа про Фирсановку и сосед Аллы Алексеевны. — Прим. ред.), он 48 лет преподавал в институте. И пенсия у него — не для его возраста и не для его заслуг. 48 лет — и он получает три копейки. Ну что: он, кур держит, яйца мне приносит.

— А Собянин как вам?

— Как руководитель он сильный. У нас, конечно, есть, с кем сравнивать. Сравнивать с Юрием Михайловичем его очень сложно. И время было разное, задачи были другие. А сейчас — делает много для Москвы. Но не буду уточнять: много чего народу не нравится. Но вот то, что он метро строил, МЦК...

Лужков в то время — начнем с того, что он работу людям дал. Да, были эти палатки, это портило вид Москвы. Но где-то работать и торговать надо было. Все челночники же поехали в Турцию с этими баулами, у меня подруга была такая. Конечно, «Лужники» превратили в рынок.

Мы добрее были вообще, мы росли такими. Сейчас молодежь совсем другая. Я не говорю, что они плохие. Сейчас уже и спортом начали заниматься... А сколько у Кирилла друзей на кладбище лежат. Молодых! Старинная усадьба Середниково, там церковь шикарная, мы там Вадика крестили. И кладбище там — ребята лежат, а им 20 лет, 18 лет.

Наркотики. Сколько у Кирилла друзей полегло из-за этого. У нас в Фирсановке очень всё процветало. И милиция сквозь пальцы на всё смотрела… погибло очень много молодежи.

— А Вадим тут рядом живет?

— Да, и почти всё время у меня. Он приезжает после школы, приходит ко мне и делает уроки. Я с ним еще уроки делаю! На ночь уходит к себе. Он не технарь, он гуманитарий. Отдали в лингвистический класс поэтому, МАДИ не пойдет заканчивать.

— Другой вуз хороший закончит!

— Посмотрим, дожить надо до этого времени. Мне надо, чтобы он до 18 дожил. Потому что квартиру надо каким-то образом переоформить на него. Сейчас вот квартира в Москве на реновации стоит, под снос — Вадима с Кириллом квартира в Тушино. Ну сейчас на меня записано все, но когда Вадим вырастет — будет его квартира.

— О чем вы подумали, когда с Вадимом эта трагедия произошла?

— Конечно, ужасно. Наша вся семья находилась в таком состоянии… Вот он только что был у меня, и через полчаса произошел этот взрыв. Мне позвонили, там мама молодец, быстро прибежала. Два парня молодых попытались его до дома довезти. Вся дорожка была залита кровью, у него грудь поранена, рука, лицо, то есть он позвонил матери. Через две минуты она пришла.

Шли телефонные переговоры: куда его, что его. Я поняла, что в Химкинской больнице ему вряд ли помогут. Очень помог депутат — Настин шеф. Он вызвал платную скорую уже в Химки, оттуда его отвезли в институт детской хирургии Рошаля.

Я к нему поехать не могу — Кирилла не бросить, — но продуктами, деньгами, всем, чем могу, помогаю. Переговоры каждый день у нас идут, рассказывает, какие перевязки сделали ему. Как вот пальчики ему сделали… С предплечья кожу снимали ему и на пальцы. Они до кости были прожженными.

— Откуда в вас этот оптимизм? Как удается его сохранить?

— А я не знаю. Оттуда, наверное, кто-то помогает. Я знаю, что мне очень тяжело, что я вечером иногда падаю. Просто от усталости, от боли. У меня еще с ногой проблемы начались на нервной почве.

Мои даже удивляются все. Говорят, ты уже столько пережила. Еще Вадик — это вообще, удар «под дых» такой для меня. Мощнейший. Я с ним шесть лет учусь, он всё время со мной. Он даже много со мной откровенничает. Даже рассказывает, какие девочки ему нравятся. Когда я его последний раз спросила — Вадик, зачем ты забрал ее? Ты же знал, что это электронная сигарета. Говорит, что даже сам не знает.

Это очень всё на меня действует. Сейчас уже так долго сижу, нога ноет. Когда хожу — полегче.

— А есть ли что-то, чего вам не хватает в жизни?

— Конечно, не хватает общения. Все мои подруги уже интересного возраста, у всех дети, внуки, семьи. По телефону особо не наговоришься, а мне и некогда. Приезжают, навещают, даже в этой беседке устраиваем праздники. Сначала детям устраивали.

Если бы мне сказали, как бы ты прожила свою жизнь… Я, честно скажу, не меняла бы ничего. Единственное, что вот это… Я очень долго не могла принять, что у меня сын такой. Он был высокий, стройный, красавец, интеллигент, всё, что можно было дать в этой жизни, я ему дала. И то, что произошло — это ужасно.

Но самое интересное, он же у меня до сих пор английский язык не забыл. Я ему фразу по-русски, а он мне — по-английски. Это у него осталось.

Еще у меня замечательный внук, очень его люблю. Говорят, ребенка носишь под сердцем — это твой ребенок. А у меня впечатления, что я его тоже выносила. Сама. Как-то всё очень быстро побежало, как-то мы в гору лезли, а тут всё с горы. И возраст каждый год прибавляется. Естественно, что-то дает о себе знать. И как-то потом раз — и всё. Я знаю, что за Кириллом надо ухаживать. Я знаю, что я Вадику нужна еще. Дальше надо как-то его будущее устраивать.

Ранее MSK1.RU разговаривал с молодым политиком Михаилом Плетневым о том, как устроена эта сфера в России и какие проблемы есть в Москве. Почитайте также наше большое интервью с журналистом-расследователем Иваном Голуновым о том, как он справился со своим нашумевшим делом и о том, какие темы для расследования сейчас актуальны — но про них никто не пишет.