Фото: Иван Рейзвих / NGS55.RU, «Европейский университет в Санкт-Петербурге»
Поделиться
При Минздраве стартует пилотный проект «Репродуктивное здоровье». Вице-премьер Татьяна Голикова уже дала несколько поручений для профильных ведомств по вопросам абортов. Или, как это называется в официальном документе, по ситуациям «женщин, которые находятся в состоянии репродуктивного выбора».
Предполагается, что в перспективе будут как-то улучшены навыки психологов и медиков, которые консультируют доабортниц. Также Голикова заставила Росздравнадзор посчитать число таблеток для прерывания беременности, проданных в аптеках с начала 2021 года. А Минздраву, кажется, скоро запретят госпитализировать в одну палату тех, кто сохраняет беременность, и тех, кто ее прерывает.
Медицинский социолог Анастасия Новкунская в разговоре с MSK1.RU попыталась предположить, к чему ведут поручения вице-премьера Голиковой, с чем они могут быть связаны и насколько они соответствуют реальной картине в здравоохранительных практиках.
Анастасия Новкунская — научный сотрудник и координатор программы «Гендерные исследования» Европейского университета в Санкт-Петербурге. В 2017 году окончила PhD-программу факультета политических наук и социологии ЕУСПб, в
— Как сегодня выглядит по факту процесс доабортного консультирования со стороны пациентки? Что женщин не устраивает во взаимодействии с врачами и психологами?
— Есть формальное предписание того, как должно происходить это доабортное консультирование. И есть очень много разных практик, как это происходит на самом деле. Я бы не сказала, что есть одно общепринятое отношение к тому, как это должно происходить со стороны пациентов, психологов или врачей. В этом и есть главная особенность российской системы здравоохранения: обращаясь к формально похожим организациям и специалистам, вы можете столкнуться с очень разным уровнем оказания помощи. Вы идете к специалистам с очень разными идеологиями, очень разными компетенциями и квалификациями.
В самом желании повысить квалификацию врачей и психологов я ничего плохого не вижу. Другое дело, как это будет достигаться и с какими целями.
По отношению к врачам это плохая идея, потому что это как бы усиливает их ответственность за уровень рождаемости в стране. Хотя ее не может быть в этой ситуации. Это очень смешно, но часто врачи — акушеры-гинекологи так себя и определяют: наша ответственность в том, чтобы повышать уровень рождаемости в стране. Но это, конечно, не так.
С точки зрения пациентки это тоже очень драматичная ситуация. Вы приходите за конкретным видом помощи, а по факту вам пытаются в ней отказать. Зачастую манипуляциями, давлением, шантажом, запугиванием и так далее.
Коммуникации с пациентами в российских вузах систематически не учат. А именно при проведении аборта нужно учитывать, что это очень чувствительная ситуация. Вероятно, это не всегда простое решение. Здесь человек находится и в медицински, и в морально-этически сложном положении. И обезличенность, которая, к сожалению, часто встречается в медицинских учреждениях, еще сильнее будет бить по людям в таком уязвимом положении.
— Отличается ли прерывание беременности по ОМС от этого же вмешательства в частной клинике?
— Здесь не всегда релевантно различие между помощью по ОМС и платной помощью. И там, и там могут попадаться специалисты, которые практикуют разный подход и разделяют разные убеждения. И в частной клинике вам может встретиться акушер-гинеколог, который из «лучших побуждений» может вас отговорить от аборта. Чуть с меньшей вероятностью, но всё же. Так же в женских консультациях и гинекологических учреждениях, куда вы попадаете по ОМС. Там есть много врачей, которые условно выступают на позиции за право женщины распоряжаться своим телом. И они могут не предпринимать никаких дополнительных действий, чтобы отговорить.
Возможно, при получении платных услуг пациентки чувствуют себя в большей безопасности с точки зрения анонимности — меньше документов заполняется и предполагается, что ваша карточка не попадет в общий доступ.
Еще есть момент с ответственностью врачей. Тут самая коварная кроется штука. Несоблюдение формально предписанных правил зачастую может быть попыткой пойти навстречу пациентке, а в Минздраве это считается нарушением.
— Как медики и психологи относятся к вмешательству государства в сферу женского здоровья?
— Нам остается только-то и уповать на позицию медицинского сообщества об обеспечении доступа к абортам. Как показывают история и другие социальные контексты, во многом благодаря их экспертной оценке и позиции получается где-то отстоять права женщин на репродуктивный выбор.
Их позицией была необходимость снимать запрет, потому что это сильно увеличивает количество нелегальных абортов и сильно ухудшает показатели материнского здоровья.
— Чем отличаются те женщины, которые покупают таблетку для прерывания беременности, и те, кто всё-таки идет на аборт в клинику?
— Думаю, есть условно пять причин, по которым женщины в лучшем случае самостоятельно проводят медицинский аборт, покупая препарат в аптеке. В худшем случае они прибегают к каким-то традиционным методам.
Первое — желание анонимности. Потому что по умолчанию не все могут позволить себе частные услуги.
Второе — недоверие к институту медицины. Нет гарантии, что, придя в районную женскую консультацию, вы получите хорошую помощь и не получите дополнительной психологической травмы.
Третье — к этим причинам может относиться наличие негативного опыта в общении с врачами. Например, вы до наступления этой беременности уже были в женской консультации и вам там сделали больно.
Четвертая причина — нехватка информации, недостаточная осведомленность о том, какие бывают методы контрацепции и прерывания беременности, какие могут быть побочные эффекты.
Условно, если тебе подружка рассказала, а у тебя нет взрослых, кому ты можешь довериться. И вот тебе старшие подруги сказали: выпьешь, и всё пройдет. Это становится самым доступным источником информации, к тому же еще вызывающим доверие. Близкие связи чаще всего работают как якобы самые надежные.
Пятый фактор — доступность медикаментозного прерывания беременности. В том смысле, что это не дорого. Таблетка стоит 300–400 рублей. Есть она, вероятно, в любой аптеке. Скорее всего, ее вам продадут.
К тому же не надо тратить время, стоять в очереди. Это зачастую оказывается наиболее простым вариантом.
— В чем вы видите причину того, чтобы разделить палаты для беременных: отдельно госпитализировать женщин, планирующих аборт, и женщин, сохраняющих беременность?
— Мы проводили исследования с женщинами в разных репродуктивных ситуациях. И тех, кто сохранял беременность, когда у них были какие-то сложности, и женщин, которые совершали медицинский аборт. И мы знаем, что, действительно, это нахождение с очень разными опытами может быть драматичным и травматичным для обеих категорий пациенток.
Вы же общаетесь в палате. И это может усилить тревожность — как у тех, кто сохраняет беременность, так и у тех, кто принял, возможно, это непростое решение — прервать беременность.
И здорово, если профессиональное сообщество оказалось чувствительно к этому. Женщины, даже попадая в одно и то же медицинское учреждение, переживают совершенно разные истории. Это не значит, что они не должны вообще общаться, но они должны сами это регулировать, а не оказаться по факту в ситуации, что обе сейчас страдают, обеим больно, обеим плохо, но они не могут друг с другом поговорить, потому что находятся в максимально противоположных ситуациях.
