«Если бы был нужен Колкер, его бы давно арестовали»: адвокат умершего ученого — об обжаловании ареста и делах о госизмене

30 июня Советский районный суд вынес решение об аресте новосибирского ученого Дмитрия Колкера. Мужчина на тот момент находился в частной клинике: врачи диагностировали у него четвертую стадию рака. Через пару дней ученый умер в московском СИЗО. Адвокат Александр Федулов, представляющий интересы его семьи, прилетал в Новосибирск, чтобы обжаловать решение суда об аресте Дмитрия Колкера. Суд в этом отказал. Журналист НГС Мария Тищенко поговорила с адвокатом о том, что он узнал из материалов дела, какие дальнейшие шаги намерен предпринимать и что его поражает в этой истории больше всего.

— Областной суд Новосибирска отказал вам в удовлетворении апелляционной жалобы, связанной с арестом Дмитрия Колкера. Намерены ли вы обжаловать это решение?

— В суде оглашалась только резолютивная часть постановления, но прокурор до сих пор говорит о том, что в материалах нет документов, подтверждающих заболевание Дмитрия Колкера. Сейчас я ознакомился в полном объеме с материалами, которые были в первой инстанции и, соответственно, здесь тоже. Конечно же, документы о том, что у него четвертая стадия рака поджелудочной железы, есть.

При этом суд самостоятельно истребовал документацию, касающуюся его смерти, так как у нас была только телеграмма о том, что он скончался.

Но прокурор продолжает говорить, что никаких документов о заболевании у него не было. Если в суде считали, что документы есть, но их недостаточно, то у них были механизмы, чтобы истребовать дополнительную документацию.

Суд однозначно должен был если и избирать ему меру пресечения, то более мягкую. Причем все прекрасно понимали, что нахождение его под домашним арестом также бы обеспечивало интересы следствия. Эта история же не сегодня началась, не вчера, а несколько лет назад (по информации сына ученого, Максима Колкера, дело возбудили из-за прочитанных лекций китайским студентам несколько лет назад. — Прим. ред.). Он же ни в какое посольство не убежал, никуда не пропал.

Но, по сути, главная апелляция по этому делу уже прошла и показала, что его нельзя содержать в СИЗО: через два дня после заключения под стражу он умер — практически сразу. Как можно говорить о том, что человек может скрыться, когда он не может самостоятельно принимать пищу? Прокурор вообще в суде говорил про какую-то Корейскую Народную Республику — несуществующее государство. А зачем в принципе заморачиваться? Поэтому будем подавать кассацию.

— Что вас еще удивило в материалах дела?

— Я сейчас зачитаю протокол того судебного заседания. Там есть диалог, циничность которого просто зашкаливает до немыслимого предела. Дмитрий Колкер спрашивает: «Как вы думаете, до 29 августа я доживу?» И следователь отвечает: «В материалах имеются справки врачей, из которых видно, что в следственных действиях вы участвовать можете. Я больше чем уверен, что доживете».

В материалах дела действительно есть справка от какого-то врача, в которой говорится, что Дмитрий Колкер себя чувствует так, что может участвовать в следственных действиях. Тогда как себя должен чувствовать человек, чтобы он не мог участвовать в них? Это всё очень грустно. Максимально. Я надеюсь, что люди всё-таки понесут когда-нибудь ответственность за то, что они делают.

— Вы отправили заявления в разные инстанции, в том числе на имя руководителя ФСИН, чтобы семье помогли получить паспорт Дмитрия Колкера и, соответственно, тело. Каков был ответ?

— Пока отклика нет. Первое заявление было связано с помощью в получении паспорта Дмитрия Колкера, который не выдают его семье. Если честно, я рассчитывал, что от ФСИН ответ будет пораньше, потому что ситуация на слуху, причем не только в Новосибирске, а в принципе. Я думал, что ФСИН как-то отреагирует, потому что для его руководства отдать паспорт Колкера — не проблема.

Мы, конечно, понимаем, что «Лефортово» — это тоже какой-то отдельный мир, в котором свои правила. Но не отдавать паспорт, с которым люди могли бы забрать тело, — это в первую очередь бесчеловечно.

Во втором заявлении я просил СК провести проверку по факту гибели Дмитрия Колкера и судебно-медицинскую экспертизу. Ответа никакого нет.

Все заявления подавались через интернет-приемную, так как это немного побыстрее всё-таки работает. Обратная связь, как правило, в течение 5–7 рабочих дней уже поступает. Пока ее нет. Ни от Генеральной прокуратуры, ни от СК России, ни от ФСИН.

— Каковы ваши дальнейшие шаги?

— У нас пока несколько направлений работы. В первую очередь необходимо будет установить причины смерти и выяснить, была ли оказана помощь, которая требовалась. Второе — попытаться добиться реабилитации. У нас же есть предусмотренные законом основания для прекращения дела в связи с его смертью. Но нас этот вариант не устраивает. Будем стараться разбивать версию следователей о том, что Дмитрий Колкер распространял сведения, которые распространять нельзя.

Сейчас решается вопрос погребения, потому что больница же не может тело бесконечно держать: через какое-то время они его кремируют. Весь цинизм ситуации в этом и заключается: и обратной связи нет, и человек находится там. А потом скажут, что никто не обращался за документами и никто не приходил.

— По сути, формально вы так и не успели приступить к делу, потому что в Москве Дмитрия Колкера не нашли?

— Когда я прилетел в Москву и пришел в СК с ордером, мне сказали, что следователей слишком много, а начальник не знает про такое уголовное дело, и отправили в «Лефортово». Прекрасно понимая, что в «Лефортово» мне укажут такое же направление, я всё равно туда пришел и услышал, как меня отправляют к следователю. Есть же выражение, что в России «идите в суд» означает немного другое. Здесь примерно то же самое. Поэтому пока мне со следователем пообщаться не удалось.

Официально у меня есть подтверждение, что мой ордер находится в управлении ФСБ и никакого документа о том, что я должен быть туда допущен, не выносится. Возможно, мне ответят письменно, что документы получены и я допущен к делу.

— В целом сложность дел о госизмене заключается еще и в том, что материалы по ним засекречены?

— Да, материалы таких дел не публикуют, даже почитать, посмотреть их невозможно. Есть пара дел о госизмене, которые на слуху, но вообще их крайне редко возбуждают. Скорее, определенная политическая ситуация сейчас приводит к тому, что такие дела стали появляться. То есть это не просто так задерживают за неделю в одном городе двух ученых по госизмене.

Я думаю, что они между собой не связаны, судя по материалам дела. Но мы не знаем, конечно, что там есть у фээсбэшников. Я не знаю, почему так, почему Новосибирск. Могу предположить, что если будут еще аресты среди ученых, то это будут определенные люди, определенные категории разработок. Не думаю, что им сильно интересны люди, которые салфетки или зубочистки разрабатывают.

И как раз когда было дело «Сети» (Александр Федулов занимался, в числе прочих, известным делом «Сети», или «пензенским делом». По нему были арестованы 11 человек, обвиненные в участии в террористическом сообществе. Московский окружной военный суд в январе 2019 года признал «Сеть» террористической организацией, деятельность которой запрещена на территории РФ. — Прим. ред.), я тоже, общаясь с журналистами, сказал, что сейчас этим приговором нам сказали: «Либо вы свои рты закроете, либо будет так, как нам надо, и вы получите по 18 лет». Кто-то — по 16, кто-то — 9.

Поэтому, на мой взгляд, это дело — месседж всем остальным: «Если нам надо будет, то в любом состоянии, в любом месте мы доберемся до вас». Потому что если бы был нужен Колкер, то его бы давно арестовали и получили, скорее всего, обвинительный приговор. А когда поступают так — это, я считаю, сигнал другим.

Ранее наши коллеги подробно описывали арест новосибирского ученого Дмитрия Колкера.