Снежная пустыня с оазисами и отзывчивые ученые. Школьник из Москвы рассказал, как лазил внутри ледников Антарктиды

Путешествие школьников из Москвы в Антарктиду закончилось. Во вторник, 17 декабря, ребята вернулись в Москву. Свой опыт будущие ученые всё еще осознают.

Мыслями о том, как прошла поездка, и ключевыми событиями экспедиции на Южный полюс с MSK1.RU поделился один из участников — Кирилл Семутников, ученик школы № 1543.

Далее — рассказ от первого лица.

До экспедиции на Южный полюс мы часто путешествовали с семьей. Были и за границей, и в разных уголках России. Из мест с уникальной и запоминающейся зимой я был только на Кольском полуострове, на берегу Баренцева моря. Поэтому неосознанно сравнивал свои впечатления из Антарктиды с тем местом.

Несколько дней в Кейптауне и сама Антарктида — совершенно две разные экспедиции. О них стоит говорить отдельно.

Когда мы по техническим причинам задержались на шесть дней в Кейптауне, у нас появилось время позаниматься научными задачами. Справились мы с ними, как мне кажется, хорошо. Обнаружили около 550 видов животных и растений. Хотя на самом деле исследовали мы вообще всё живое.

Разнообразие растений и животных в ЮАР можно сравнить с Амазонкой или Мадагаскаром. Многие из них обитают только в этих местах и больше нигде в мире.

Местная экосистема называется Финнбуш. Она напоминает степь — поросшая невысоким кустарником земля с совершенно уникальными насекомыми и растениями.

Во время долгих маршрутов, например забираясь на Столовую гору, на Сигнальный холм, мы успевали насладиться и понаблюдать за всем уникальным и совершенно другим миром. Ничего похожего я не видел ни в одном из своих путешествий.

Культурная часть Кейптауна тоже оставила яркий след воспоминаний. Особенно русский центр — всегда приятно пообщаться с людьми и особенно детьми, которые растут совершенно в другой среде, в другой стране, но тем не менее остаются частью русской культуры.

Кейптаун поразил меня архитектурой. Здания переходят от модерна до строений, которые напоминают, может быть, даже Россию 70-х годов. Всё очень разное, разноцветное, на солнце смотрится ярче. Люди — такие же разные.

Это были очень крутые шесть дней. Они были полезны нам как команде. Мы успели сблизиться друг с другом перед непростыми антарктическими условиями.

Уже в Антарктиде у нас несколько раз менялись планы. Сначала мы думали, что летим на побережье, но в итоге приземлились на другом ландшафте — в 80 километрах от берега у ледника. Это немного обескуражило: у нас ведь была научная программа, подготовленная к определенным условиям.

Многие наши научные планы оказались под угрозой. Но мы адаптировались и выполнили весь план, отобрали за эти восемь дней больше ста проб. Все из них каталогизировали и успешно довезли до Москвы.

Это было очень классно — я очень люблю заниматься наукой. А вечерние разборы материала шли параллельно с разговорами по душам. Приятно!

Помню: мы выходим из самолета. Воздух, яркое солнце, снег.

Да, где-то были разбросаны небольшие оазисы. Но в моменте поворачиваешь голову, смотришь вперед: перед тобой там 200 километров — просто лед. Льда, по которому, может быть, никто никогда в жизни не ходил, не ездил и вообще не касался. Это завораживает, сложно уложить в голове.

Масштаб этого ледяного мира осознавался, наверное, всю поездку в Антарктиду. Я до сих пор не могу себе представить, как может существовать место, где просто лед, а жизни совершенно минимум. Такими были первые впечатления. Потом нам удалось попасть в оазис.

Несмотря на то, что в оазисах также немного жизни, маленькие островки камней запомнились. Кроме того, нам удалось найти разные виды мхов и лишайников.

Происходило это так: идешь, идешь, и каждые несколько метров тебе попадается камень, в котором есть вкрапление ярко-красных гранатов. Глаза слепит яркое солнце, которое отражается от снега. Даже оттенки камней невероятные: серый, бежевый, коричневый. Кое-где — прозрачно-белый, некоторые уходят в желтый.

В Мурманской области, с которой я сравнивал свои ощущения, такого нет. Там везде растения, есть какая-то жизнь, нет таких голых разноцветных скал.

Ледяная пещера, в которую мы ходили, — в сущности трещина в леднике, которая образуется каждым летом.

Мы несколько десятков метров шли, можно сказать, внутри ледника. В пещерах я ни разу в жизни не был и нигде не видел такого голубого льда. Свет, который просачивается через него, окрашивает его в темно-синий.

Впечатлила и ледяная стена. Это место, где двигается ледник. Мы уже видели это явление, но в стене это было особенно заметно.

Я впервые увидел, чтобы лед и снег принимали такие причудливые формы: изгибающиеся, местами очень острые. Всё это вместе составляет замысловатый узор, на который можно смотреть бесконечно.

Мы общались с российскими полярниками, которые останавливались на «Новолазаревской», чтобы дальше лететь на восток. Это были ребята совсем молодые — 30, 25 лет, но они уже успели побывать на Таймыре и в других уголках России.

Мне, если честно, даже захотелось поработать вместе с ними. Это удивительные люди, которые в свои годы видели огромное количество природных объектов. О своем опыте они рассказывали безумно интересно. Например, им повезло увидеть пингвинов!

С ними было приятно даже просто разговаривать. Казалось бы, ты так далеко, за 14 тысяч километров от Москвы, а разговариваешь с людьми на одном языке.

Поразило гостеприимство местных людей, не только россиян.

Мы окапывали палатку и готовились к очень сильному ветру. В какой-то момент ко мне подошел один из живущих там ученых — канадец — и протянул свою лопату, на английском убеждая меня в том, что ей удобнее окапывать палатку.

Это был первый и последний раз, когда мы увиделись, но человек понял, что нужна помощь. Даже не задумываясь, знает он меня, не знает — пришел и помог.

Важным аспектом общения стала встреча с Фредериком Паулсеном.

Не каждый день видишь человека, который столько достиг в жизни. Он, кажется, побывал на всех восьми полюсах нашей планеты — это тоже захватывает. Всегда приятно и, наверное, важно для нас, подростков, послушать какие-то советы, узнать о личном опыте такого человека.

Ну и конечно, мы безусловно прокачали свой уровень английского, потому что всё общение как в Кейптауне, так и в Антарктиде, оно было на английском. Оказывается, мы его еще не забыли.