«Каждого шестого мы везем не туда». Почему из скорой помощи уходят врачи? Объясняем

В Санкт-Петербурге состоялся 21-й Всероссийский конгресс «Скорая медицинская помощь — 2022». В его работе приняли участие больше 20 тысяч специалистов экстренной медицины.

Спойлер: если вы живете в глубинке и уже забыли, что такое медицина, — вас всё равно спасут. Если не сейчас, то в ближайшие годы. По крайней мере, про вас помнят (что уже приятно).

Публикуем главные тезисы выступления профессора Сергея Багненко, главного специалиста Минздрава России по скорой медицинской помощи и ректора Первого Санкт-Петербургского медуниверситета.

45 миллионов выездов в год

Почти 45,5 млн вызовов обслужили бригады скорой помощи в России в 2021 году (на 1,5 млн больше, чем в 2020-м). Каждый день на работу в службу скорой помощи выходят 150 тысяч сотрудников.

Сейчас в России на скорой помощи трудятся 12 тысяч выездных бригад, из них 2,5 тысячи — это врачебные бригады. Количество специализированных бригад в 2021 году не уменьшилось — всего их России 982, в том числе 379 реанимационных. С 2016 года увеличилось количество авиамедицинских бригад скорой помощи — с 4 до 28.

«В 2020 году всем было страшно»

В 2020 году ковид добавил скорой помощи 1,5 миллиона дополнительных вызовов. Но общее число обслуженных скорой помощью вызовов не увеличилось: в 2019 году их было 44,1 млн, в 2020-м стало 44 млн. Почему так получилось? Люди перестали вызывать скорую?

— Потому что всем было страшно, и часть людей не обращалась в скорую помощь, — объясняет этот феномен профессор Сергей Багненко. — Обращались позже, когда было уже понятно, что без этого не обойдешься. Что за этим следует? Более тяжелые заболевания, задержки оказания помощи, инвалидизация и хронизация (развитие хронических заболеваний. — Прим. ред.). Если мы посмотрим 2021 год — уже поменьше стали бояться, ковид стал более-менее понятен.

Почти 14 млн человек — в стационарах

— Это те, кого невозможно было оставить дома, — уточняет Сергей Багненко. — Это при всём том, что часть людей отказывалась от госпитализации. Если у человека была, например, колика, то он мог сказать: «Я не поеду пока, потому что там (в стационаре. — Прим. ред.) я могу заразиться». С точки зрения оказания плановой помощи ковид привел к тому, что она (плановая помощь) просела. Ухудшились показатели лечения острых нарушений мозгового кровообращения (инсультов. — Прим. ред.), острого коронарного синдрома. Диспансеризация на время была практически свернута. Противорецидивное лечение было отодвинуто. Это не может не сказаться на здоровье населения.

По словам Багненко, во всём мире на 2–2,5 года сократилась продолжительность жизни, потому что возникла ситуация с ковидом. Увеличилось количество умерших и тех, у кого спрогрессировали их хронические заболевания на фоне ковида.

«Это был жертвенный период»

— Пандемия для скорой помощи — это был жертвенный период, — отметил главный специалист по СМП России. — Мы все учились, но первый удар на себя принимала скорая помощь, потому что она не могла никому отказать. Очень большое количество сотрудников скорой помощи переболело.

От этого никуда не денешься. При всех прививках и средствах индивидуальной защиты, при всех правилах очень многие переболели. Сейчас нам нужно найти тех сотрудников, которые переболели ковидом много раз. Вспомнить тех, кто умер от ковида. Сделать памятные стенды в каждом регионе.

«Каждого шестого больного мы везем не туда»

— Около 85% больных с острым коронарным синдромом — это те, кого скорая помощь отвозит правильно, то есть в первичные сосудистые отделения и в региональные сосудистые центры. И порядка 15% — это те, кого мы отвозим неправильно, — сетовал профессор Багненко. — И это притом, что мы уже десять лет строим эту систему. В каждом субъекте Российской Федерации есть приказ по маршрутизации, есть сосудистый центр. Каждый такой случай должен разбираться — что мешало отвезти человека с острым коронарным синдромом туда, куда нужно? Таких пациентов может быть не больше 5%. А цифра в 15% означает, что у нас каждый шестой пациент отвозится не туда, где ему окажут необходимую помощь.

То же самое сейчас происходит и при острых нарушениях мозгового кровообращения (при инсультах. — Прим. ред.). Только 86% больных были доставлены скорой помощью сразу в специализированное отделение или в сосудистый центр.

Тысячи врачей ушли из скорой за 10 лет

— У нас за последние десять лет на четыре тысячи сократилось количество врачей скорой помощи. Но я хочу сказать, что у нас появились врачи в стационарных отделениях скорой помощи (такое отделение строится сейчас, например, в больнице имени Боткина. — Прим. ред.), — рассказал профессор Багненко. — И на скорой помощи увеличилось количество фельдшеров. Во многих регионах мы используем медсестер — не только для приема вызовов, но и вторым членом бригады.

По статистике, которая была приведена на конгрессе, в 2021 году на скорой помощи в России работали 13 070 врачей. Из них почти три тысячи — это главные врачи, начмеды, старшие врачи, методисты и все остальные врачи, которые не выезжают в бригадах на вызовы.

Сейчас, по данным Минздрава России, с увеличением количества стационарных отделений скорой помощи туда должны уйти работать реанимационные выездные бригады скорой помощи и часть врачебных линейных бригад. То есть врачей в выездных бригадах станет еще меньше.

В возможном уходе врачей из реанимационных бригад скорой помощи Минздрав России сейчас не видит большой катастрофы — напротив, обещают, что для них создадут более комфортные условия для профессиональной реализации, а первичные вызовы к большинству пациентов отдадут фельдшерским бригадам СМП.

Сейчас в России на скорой помощи работают 93 тысячи фельдшеров, из них 80 тысяч ездят на вызовы в бригадах. Еще около 10 тысяч — это фельдшеры по приему вызовов и старшие фельдшеры, которые занимаются организационной работой на подстанциях.

Объединение с Центром медицины катастроф

— Реанимационные бригады на скорой помощи нужны не для первичного выезда, а для выезда на усиление (когда сначала на место приезжает линейная фельдшерская или врачебная бригада, а потом она «на себя» вызывает реанимацию. — Прим. ред.) и для эвакуации (тяжелых пациентов. — Прим. ред.), — так расставил акценты Сергей Багненко. — Именно поэтому мы стараемся ресурс территориального центра медицины катастроф, всех отделений и подстанций скорой медицинской помощи в каждом регионе «соединить в один кулак». И сделать эту структуру единой административной единицей.

На практике, по мнению эксперта, это должно выглядеть так. Первой к больному всегда должна ехать общепрофильная ближайшая бригада, и вслед за ней — реанимационная. Она очень важна, когда тяжелый пострадавший или тяжелый больной находятся за пределами областного центра и их оттуда надо вывезти. Линейная бригада отвезла больного в ближайшую больницу, поместила в палату интенсивной терапии, но она ждет, что сегодня приедет реанимационная бригада и заберет его в областной центр. Или вертолет прилетит, или бригада на машине приедет. Нам эти реанимационные бригады нужны для того, чтобы вывезти тяжелых больных в первые сутки. Тогда у них есть шанс выжить. Если мы их оставляем в центральной районной больнице, в которой нет условий для оказания помощи или технологий для постановки правильного диагноза — ну какой тут шанс? У нас вся эта помощь (в маленьких районных больницах. — Прим. ред.), тут мы в этом должны себе признаться — это задержка в оказании настоящей помощи.

Поэтому, по мнению профессора Багненко, единый центр, в который войдут служба скорой помощи и медицина катастроф — это «ключ к правильной, своевременной и доступной скорой медицинской помощи».

— Как мы радуемся тому, что у нас это объединение произошло в Москве, Санкт-Петербурге, в Севастополе. А во многих регионах ведь этого пока нет, — отметил он. — Поэтому сейчас в каждом субъекте в региональную программу по снижению смертности записано: создание единого центра скорой медицинской помощи и медицины катастроф и создание единой диспетчерской, которая видит каждый вызов скорой помощи. Понятно, что основной вал больных всё равно пойдет в ближайшую больницу. Но оттуда нам нужно достать как зерна тех больных, которых не туда надо везти. Это очень большая ответственность, и обычному фельдшеру бывает трудно принять это решение. Поэтому общая диспетчерская на всех — она помогает в принятии решений.

Был приведен такой пример: если пожилой человек лежит в больнице с подозрением на перелом шейки бедра, есть всего 48 часов, чтобы сделать ему операцию и поставить на ноги.

— И если мы его везем не туда, то «съедаем» его часы, — говорит Багненко. — Этого человека нужно доставить туда, где выполняется эндопротезирование.

Еще один пример: ребенок, у которого боли в животе или травма и стоит вопрос о хирургическом вмешательстве.

— А если ребенок младше 5 лет — его тоже нужно отвезти сразу, — подчеркнул Сергей Багненко.

При этом в каждой области порядка 10% госпитализированных больных каждые сутки должны уехать в больницу с более высоким уровнем медицинских технологий. Причем это должно быть организовано в системе, а не зависеть от чьей-то воли или желания. Можно развивать детские областные больницы, другие крупные больницы, но если туда вовремя не привезти больного, то качества мы никогда не достигнем.

Опыт приграничного Белгорода

Сейчас в одиннадцати регионах России все станции скорой помощи и центры медицины катастроф полностью объединены: в Белгородской, Калининградской, Кировской, Пензенской, Псковской, Тверской, Тульской областях, республиках Адыгея, Чувашия, Крым и в Севастополе. В Москве и Московской области объединены все отделения скорой помощи, но центр медицины катастроф пока здесь работает как отдельная структура.

В качестве примера был приведен Белгород, который попал в приграничную зону с Украиной.

— Если бы здесь не было этого объединенного центра, было бы очень сложно организовать своевременную и правильную помощь, — отметил Багненко. — Речь идет о том, что этот центр встречает раненых на границе, там обозначены точки перехода. Главный врач туда выдвинул бригады, они приняли раненых, отвезли туда, где всё подготовлено для их приема. А в это время он перенаправил на экстренные вызовы к населению бригады скорой помощи из соседних районов своего региона. Это одна управляемость. А если бы было так, что в каждом районе по 2–3 своих бригады, и они никак друг с другом не связаны — это был бы совсем другой уровень управляемости. Объединенный центр скорой помощи и медицины катастроф — это очень эффективная система для повседневной жизни, но еще более эффективная — для чрезвычайных ситуаций.

Носилки нижегородские, электрокардиограф отечественный

По мнению главного специалиста по скорой помощи России, за последние годы очень многое было сделано для обновления автомобилей скорой помощи.

— Более того, я хочу сказать, что в свое время все хотели получить себе «Форд-Транзит» и «Фольксваген», а деньги были отданы на производство «Газелей» и «Соболей», — сказал Сергей Багненко. — И вот насколько они (российские автомобили. — Прим. ред.) стали лучше. Появилось отечественное оборудование: носилки нижегородские, электрокардиограф с расшифровщиками отечественными. Сегодня автомобили скорой помощи у нас ходят по семь лет. Но в целом каждый год нам нужно менять 15% автомобилей. 15% — это совершенно подъемная цифра для большинства регионов. Во всяком случае, для регионов-доноров точно.

Главный врач, который откажет в приеме тяжелого больного, по словам Сергея Багненко, уже на следующий день должен будет докладывать даже не министру здравоохранения, а губернатору.

— Тогда мы не будем 15% инфарктов и инсультов развозить не туда, тогда все пойдут туда, где есть ЧКВ, тромболизис, нейрохирургия.

Детей нужно вывозить в первую очередь

Число вылетов санавиации в России за четыре года выросло в два раза. За 2021 год было совершено почти 12 тысяч вылетов. На вертолетах эвакуировали почти 16 тысяч пациентов, в том числе 2667 детей.

— Это очень дорогостоящий ресурс, и чтобы им управлять, тоже нужен единый центр. Мы ежегодно выделяем 5 миллиардов рублей из федерального бюджета на вылеты санитарной авиации. А начинали в 2017 году с трех миллиардов, — рассказал Сергей Багненко.

И вот он сейчас создается в России, и нам его надо привлечь в медицину, потому что полет легкого самолета гораздо дешевле, чем вертолета. И по обслуживанию, и по расходу топлива, и по стоимости самого летательного аппарата. Один «Ансат» (вертолет, которым чаще всего пользуются медики. — Прим. ред.) два года назад стоил порядка 220 миллионов рублей. Ан-2 совершенно точно стоит в 2,5 раза дешевле. Во время ковида мы на санитарной авиации стали вывозить по несколько человек (за рейс. — Прим. ред.). По России это в основном вылеты в те районные больницы, откуда нужно забрать пострадавших. Особенно это важно для детей. Это единственный способ правильно оказывать помощь детям, которым требуются инвазивные процедуры или реанимация. Если мы их оставим там, в районах, то совершенно точно не сможем им организовать правильную помощь.

По мнению главного специалиста России по скорой помощи, развитие санитарной авиации требует отдельной федеральной программы — в первую очередь для того, чтобы организовать базы, которые смогут принять тяжелых больных. И это всё те же стационарные отделения скорой помощи, решение об открытии которых пока отдано на откуп регионам.

В Москве такие отделения сейчас создаются за счет бюджета Москвы, и здесь, по словам Сергея Багненко, не нужна федеральная поддержка. Пять многоэтажных отделений скорой помощи вот-вот начнут работать в Москве, заканчиваются работы в институте имени Джанелидзе в Санкт-Петербурге.

— В большинстве регионов не нужно строить многоэтажный дворец, — отмечает Сергей Багненко. — Чаще всего достаточно одного пристроя, который нужен для того, чтобы люди находились в человеческих условиях. Потому что это нормальные условия, это современная диагностика. И те 10% необследованных тяжелых пациентов, которых мы должны вывозить из районов, их нужно вывозить как раз в такие больницы... Для этого нужна федеральная программа, которая поможет регионам создавать такие центры.

«Нам не нужно повышать зарплату!» Крик души врача одной из российских больниц — в обращении к Владимиру Путину.

«Если папы нет дома — значит, он кого-то спасает». История московской семьи с тремя поколениями врачей-хирургов.

«Помогаем людям остаться теми, кем они были до болезни». Как волонтеры спасают врачей и пациентов в больницах.