«Сбривали волосы всем, как в концлагере». В Москве проходит выставка картин о жизни в школе-интернате

В столичной галерее «Измайлово» проходит выставка Ирины Филатовой «Пятидневка» о детстве художницы между школой-интернатом и родным домом. В экспозиции — более сорока картин с постсоветским антуражем казенных учреждений, разбавленных домашними уютными зарисовками. И проводник между ними — красный «Икарус», что еженедельно возил детей из регионального центра в казенный дом.

— Ключевой образ детства художницы — школа в небольшом селе под Калугой, куда девочку отправляли из регионального центра на пятидневку. Так трудно сложились обстоятельства жизни семьи: в монологе художницы нет ни истца, ни ответчика. Есть только проживание ранящего детского опыта через визуальные образы, — говорится в аннотации выставки.

Корреспондент MSK1.RU посетил выставку и поговорил с Ириной Филатовой о том, как интернат повлиял на ее жизнь.

— Вашу выставку можно назвать «достоевщиной» для миллениалов. Этот кафель, напольные унитазы в туалетах без перегородок... Так выглядело большинство муниципальных школ в России в 90-х и нулевых.

— Есть такой момент, но это сделано не специально. Мне Достоевский нравится, но была другая задача — передать ощущения и воспоминания. Злости и обиды не было, чтобы чернуху рисовать. Просто становилось легче — как будто что-то отпускаешь, как будто с кем-то поговорил, [написав эти картины]. Работы эти я никому не показывала, в выставках они мало участвовали. Они были очень личными. Мария Сикирина (куратор выставки. — Прим. ред.) их увидела и уговорила организовать выставку. Но я до сих пор стесняюсь себя и своего детства. Хочется говорить о работах, говорить же о прошлом — неудобно. Сор из дома выносить не хочется.

К сожалению, приходилось жить далеко от дома в казенных условиях, надевать казенную одежду, спать на казенном белье. И настолько это ранило — что ты не как все дети ходишь в школу с красивым рюкзачком, что не возвращаешься после уроков домой в свою прекрасную комнатку. Понятно, что в эти условия мы попали не по своему желанию и не по желанию матери. Она хотела дать нам как можно больше. Просто так жизнь сложилась. Мои сестры тоже прошли эту школу, но у них такой травмы нет. Я с ними общаюсь — они ничего не запомнили из школы. Хотя и они стеснялись этой школы, молодым людям своим не сразу говорили. Было такое клеймо.

Ребенок интернатовский или детдомовский — к нему другие проявляются чувства, ноты. У кого-то сочувствие, а у кого-то, наоборот, брезгливость. Мы поэтому врали, когда заполняли документы. Например, когда оформляли заявку в лагерь, указывали другую школу.

Но из сверстников нас никто не обижал, проблемы были со взрослыми, с теми же врачами. Помню, они нашли вши и гниды в классе у детей и сбривали волосы всем, как в концлагере. Я была в третьем или четвертом классе, и для меня это было так трагично. Я тогда не поддалась, убежала из школы и вернулась в интернат к ночи. Очень давила эта социальная среда, ты с детства даже запахи ее знаешь. Конечно, взрослеешь в таких обстоятельствах очень быстро. В 10 лет ты уже думаешь как в 15.

— У вас неоднократно в работах фигурирует красный «Икарус». Причем изображенный не на холсте, а на деревянном бруске. Это тоже не бытовая деталь, а архетипичная?

— Это междугородний автобус, который в 90-е возил нас до интерната и обратно. Мы приходили со справками, которые на самом-то деле не давали права бесплатного проезда, но никто не набирался наглости взять с нас деньги или вызвать милицию. Водитель пропускал, но не разрешал занимать места. Разумеется, людям было неудобно. Вроде они и место хотят нам уступить, но в то же время они за него заплатили — почему они должны уступать? Мы стоя ехали два часа.

— У вас на картинах почти всегда антураж или ситуации, но нет лиц. Эта особенность что-то означает?

— Личность у меня одна получилась на выставке. Преподаватель с пластинкой Вертинского, который меня учил рисовать. Человек интеллектуальный, образованный. Все остальные люди есть, но их рисовать нет смысла. Это какой-то аквариум, и они у меня воспринимаются только как картина в целом.

— Я это спрашиваю вот к чему: у людей нередко остаются если не дружеские, то приятельские отношения с одноклассниками во взрослой жизни. У вас есть в близком кругу люди из того времени?

— К сожалению, нет. Мы росли волками и волками выросли. Даже с сестрами очень мало общаемся. Только если беда. Если звонок от сестры — значит, что-то не то. В самой школе не было друзей и не было врагов. Просто знакомые — в столовой или в поле, когда с кем-то грядку пропалываешь. Когда эти ситуации проходят, вы больше не вместе. У нас были встречи выпускников, но мы так ненавидели эту школу, что приехать туда и обнять учителей не хватало сил. Я там один раз была во взрослой жизни. Нереально сложно было туда зайти. У меня даже бывают сны, что я боюсь там остаться. Наоборот, учишься больше не попадать в такие заведения.

— В бедных семьях часто очень практичные взгляды на будущую профессию для детей. Вы столкнулись с непониманием, когда решили стать художником?

— Мать меня, наоборот, поддержала. Она согласилась платить, когда я поступила на платное отделение в училище. И я в первый год стала много работать, стала лучшей на курсе. Меня оценили и помогли перевестись на бесплатное отделение. И дальше я всегда поступала на бюджет. Мой учитель Никонов Павел Федорович говорил, что художником становятся от безысходности. Все мои братья и сестры получили хорошее высшее образование, и даже не одно. Все они стали очень практичными и успешными людьми: прокурорами, учителями, врачами. Они мечтали зарабатывать деньги, купить машины и квартиры — и у них всё получилось.

Некоторые родственники мне говорят: «Ну что хорошего, ты живешь в мастерской, у тебя никаких условий нет, машины нет». А у меня нет такой потребности, меня устраивают и деревянные полы. Мне важнее свобода внутренняя.

— Скучаете по Калуге, живя в Москве?

— Калуга оказалась моим счастьем, в котором мне не довелось даже пожить. Как раз на выставке есть картина с левым берегом, возвышающимся над Окой. Это был мой рай. Я всегда радовалась ему, когда возвращалась из интерната домой. Четыре осознанных года взрослой жизни я там прожила, пока была в училище. И хотя у меня нет там друзей, я мечтаю там что-то купить. Раньше я не появлялась там десятилетиями. Но сейчас каждый год традиция — выехать подышать на Оку. Слава богу, это недалеко от Москвы. Города, конечно, меняются, но реки и леса остаются теми же.

Москву я сначала не любила, но все-таки она мне нравится тем, что она разная. В ней есть районы, как и у меня в Калуге: с теми же самыми типовыми домами 60-х годов, парками. Сейчас у меня мастерская находится в Рязанском районе Москвы, там тоже целые кварталы с архитектурой из 30-х, 60-х годов. Есть районы, которые объединяют всю нашу страну. Ты можешь найти свои уголки. И если скучаешь — ехать и гулять там.

Где: галерея «Измайлово», Измайловский проезд, 4. Сайт галереи.

Время: до 10 апреля, вт—вс: 11:00–20:00.