«Не давали спать, заставили съесть полбанки соли и сопровождали в туалет»: 25-летняя москвичка — о работе в Турции

Карина попала в Турцию спонтанно — прошлой зимой она ждала получения рабочей визы в европейскую страну, но после введения санкций в марте 2022-го из консульства ей пришел отказ. В это время переехавший в Стамбул знакомый из Питера позвал девушку работать помощником, оплатил билет, и девушка согласилась.

Сейчас 25-летняя Карина признается: трудности начались практически сразу — не было своей комнаты, она не знала язык, а вскоре «работодатель» перестал платить зарплату. Чтобы как-то выжить и заработать на обратную дорогу, девушка нашла работу с проживанием и решила стать сиделкой у пожилой турчанки. Она продержалась месяц — вот ее история.

«Как будто у меня есть выбор?»

— Работа грязной не бывает, а выбора особо не было, и мне дали вакансию — сидеть с бабушкой. Там было условие — знание турецкого языка на бытовом уровне. А у меня турецкий-то на нулевом уровне, я знаю «спасибо», «пожалуйста», «здравствуйте» — и всё, весь мой турецкий на уровне сходить в магазин. У меня в кармане оставалось 200–300 лир, и я понимала, что нужно что-то кушать, я в чужой стране.

Я приехала в украинское комьюнити. Это была служба, которая помогала людям, которые бежали, приспособиться и найти свое место в Турции. Несмотря на то, что у меня российское гражданство, девочки мне всё равно помогли. Там была Ирина, которая сказала: «Так, ты ведешь сейчас себя уверенно, это ты им нужна, а не они тебе. Делаем по максимуму вид, что это они пришли уговаривать тебя работать на них».

Мы пришли в кафешку, там был мужчина — племянник этой бабушки и его несколько родственников. Они предложили мне кофе, и его первый вопрос: «Как у меня обстоят дела с турецким, понимаю ли я, говорю ли». Я объяснила, что понимаю почти 50 процентов. Спросили, что я умею готовить из турецкой кухни. Я ответила, что ничего, но могу из русской, а если будет нужна именно турецкая, то для меня это не проблема: есть рецепты в интернете, я приготовлю.

Они объяснили, что график будет жесткий. Меня это сначала не устроило, а потом я подумала: «Карина, как будто у тебя есть другой выбор?» Мне сказали, что 1 день в неделю я смогу уходить.

Тем более там выяснилось, что я готовлю и кушаю вместе с бабушкой, а это экономия на еде, на жилье плюс я еще получу какую-то денежку сверху. Я подумала, что надо попробовать, хотя я была не готова к этому и было сложно.

Реальность оказалась гораздо хуже, чем Карина могла себе представить. Целый месяц, пока она присматривала за бабушкой, провела практически взаперти. Из-за ментальных проблем подопечной девушка не могла оставить старушку без присмотра дома и куда-то надолго выйти. Максимум — в магазин возле дома, так как бабушка могла что-то натворить.

В один день я постирала вещи и, видимо, не услышала сигнал. Когда я пришла, машинка была уже открыта. Я всё развешала, но когда пришла стирать по новой, то увидела, что машинка сломана. Получилось так, что бабушка увидела, что вещи достирались, раньше меня. Она выломала этот замок. Или были моменты, когда я не могла открыть томатную пасту, а у нее на это сил хватало.

«Я это есть не буду!»

За месяц я научилась готовить некоторые блюда турецкой кухни, привыкла пить кофе после обеда и практически отказалась от вкусняшек — из-за своей подопечной. Бабушка оказалась привередливой в еде, а сладкое ей, как оказалось, строго-настрого запретили врачи.

Поначалу всё было классно: она всё ела, что я приготовлю — кабачки, помидоры, всё, что хочешь. Я просыпалась в 8–9 утра, потом мы садились завтракать, после чего она сидела спокойно смотрела свой телевизор. Потом началось повеселее — вторая неделя, когда она начала капризничать: я то не буду, это не буду. Сначала я хотела запечь в духовке картошку с помидорами, с сыром, по красоте, она начала плакать: «Не добавляй туда помидоры!» Я говорю: «Ок, если вы не хотите помидоры, то я сделаю их только на половинке блюда». И она всё равно сидела плакала. В итоге, когда картошка была готова, она свою часть съела, потом попросила добавки. А там осталась моя половина — с помидорами. Поначалу она ковырялась, а потом съела всё дочиста.

К концу второй недели она снова попросила: «Давай картошку, ты же вкусно делала, можешь с грибами?» Ок. Она садится за стол, перед ней эта картошка с грибами, и в последний момент заявляет: «А я не хочу это, я хочу макароны!» И плачет. Я растерялась, пошла варить их, убрала картошку. И в этот момент приходит племянник, видит заплаканную тетю и спрашивает, что случилось. Он что-то ей сказал, отправил меня проверить стиральную машинку, и когда я зашла обратно на кухню, где варились макароны, то вижу — перед ней стоит пустая тарелка из-под картошки! Она ее съела после того как поговорила с племянником. У нее был прикол, видимо, посмотреть на мою реакцию.

Она в один день говорит: «Хочу пилав». Ну я думаю: пилав — плов. Приготовила с говядиной, со всеми делами, с морковочкой, как я умею, золотистый, всё прекрасно получилось. Ставлю перед ней, а она удивляется, что это. Я говорю, что пилав, а она такая: «Не, ни фига, я это есть не буду». В итоге она так и не поела этот плов ни разу, я ставила его перед ней несколько раз. Однажды она разревелась: «Хочу пилав». Я говорю: «Так в чем проблема, подскажите мне, как это делается». Она мне показала и научила делать турецкий пилав. Но это через такие истерики было! Она принципиально не пробовала то, что для нее было непонятно.

Потом она захотела фасоль. Я посмотрела в интернете, как это делается. В первый раз приготовила — всё классно. Во второй — что-то не так. Я стала говорить семье, что уволюсь, потому что она ничего не ест из того, что я готовлю. Были моменты, когда я спускалась вниз и покупала тавук экмек (курицу в булке, разновидность турецкого фастфуда. — Прим. ред.). Два раза она его поела, а потом заявила: «Я больше это не буду». Жена этого племянника, понимая, что всё очень плохо, предложила: «Не проблема, раз в неделю я буду приносить нашу еду в баночках». В первый раз она принесла как раз эту фасоль, бабушка, услышав, что еду готовила не я, сразу же полбанки за обе щеки и умяла. Мне было главное, что она наконец поела.

В другой раз я довольная, что в холодильнике есть еда, ставлю ее перед ней. Не знаю, что у них там произошло между собой, но услышав, что готовила ее невестка, бабуся заявила: «Я это есть не буду!»

Ей было важно в какие-то моменты не что приготовлено, а кто приготовил.

С жареной картошкой была ситуация. У меня нет привычки солить еду — я солю совсем чуть-чуть. Я пожарила картошку, бабушка как обычно: «Я это есть не буду, пересолено». Я такая: «Это не может быть пересолено, что вы меня обманываете?» Она берет с психу — вот, ешь, и запихивает в меня эту ложку. И я чую, что это настолько пересолено, что есть невозможно! Я понять не могла, что за прикольчики, а потом вижу, что пол-солонки, которая была на столе, пустая. Это сподвигло меня к тому, что больше солонки на столе не было, и контролировала этот момент.

Были и веселые моменты: она мне гадала на кофейной гуще каждый день, варила турецкий кофе. Сварит, обязательно приносила мне — неважно, где я нахожусь. Принесет, рядышком сядет, и мы вместе пили кофе — вот такой ритуал у нее обязательно был.

«Не воспринимай меня как ребенка»

Вторая большая истерика была, когда я мыла пол. Ей не понравилось, что я взяла не ту швабру, которую она хотела. Она по-турецки начала повышать голос, мне моего словарного запаса не хватало, я просто включила переводчик и поняла, что там летят такие маты!

Потом я поняла, что она возмущается: «Не воспринимай меня как ребенка, я могу сама полы за собой помыть». Ей в тот момент, видимо, что-то в голову ударило, и стало неприятно, что я ее обхаживаю. Но самое сложное было в душ ее водить, потому что она не хочет, и ей временами было неловко, она давала это понять и пыталась объяснить, что я могу этого не делать.

У нас были проблемы с тем, что она тырила сладости из ящиков. Ей было нельзя в таких количествах. Она могла съесть из холодильника все фруктовые йогурты, и доходило до того, что я прятала сладости у себя в комнате. Когда я поняла, что это бесполезно и она находит их там, мне пришлось отказаться от сладкого.

Было такое, что я принесла большую банку йогурта и сказала, что пополам поделим. Прихожу — и через полчаса ее уже нет. Она как-то предложила чай попить, я достала конфеты, печеньки, поставила всё на стол, мы взяли по одной, потом мне что-то понадобилось в коридоре — а до кухни из него один шаг. Когда я пришла и увидела, что пяти огромных вафель не хватает, я офигела, как она быстро это «порубала».

Были и милые моменты, когда она сережки надевала, хотела выглядеть покрасивее.

Дорожные работы и турецкие маты

Были моменты, когда она проснется до 8 утра и врубит телевизор. Бабушка пыталась ходить так, чтобы я проснулась, так как ей было стремно подойти меня разбудить. Потом она поняла, что в 08:00 я не сплю, а лежу, так как завтрак у нас в 09:00, и стала кричать: «Хади, кыз», — типа «давай-давай». Когда она понимала, что я не сплю, тормошила — давай, поднимайся. Плюс бывало, что до 3 ночи я училась на онлайн-курсах, делала домашку, а потом в 08:00 приходила бабушка.

Морально добивал грохот с улицы, который прекращался лишь в 6 вечера. Дорожные рабочие в 8 утра приезжали и начинали долбить асфальт. И лишь на один час прекращали в обед. И когда в пятницу они заканчивали свою работу, мы радовались с бабулькой на пару, что пришли выходные. Я как раз в тот момент узнала слова маньяк и ишак, потому что она постоянно ругалась на этих строителей.

В понедельник мы обрадовались, что под нашими окнами участок починили, так они начали чинить участок через дорогу. От того, что на 100 метров долбить стали дальше, звука не сильно убавилось. Бабушка от этого очень уставала, и мне становилось невыносимо — если ты не лег рано спать, то в 8 утра машина всё равно тебя разбудит.

Я постоянно чувствовала себя невыспавшейся, к тому же я почти не могла выйти никуда из дома почти месяц. Когда я устраивалась, то мне говорили — 6 дней в неделю и 1 выходной. Но это было нереально, потому что ее нельзя было оставить одну.

Самое сложное было для меня, когда она плакала и истерила. Очень часто она высказывала негативные вещи, жаловалась на кого-то из своей семьи, и в эти моменты я думала: «Господи, спасибо тебе, что я турецкий язык не знаю». Иногда она начинала матом крыть этих строителей, которые целыми днями долбили асфальт под окном, и я понимала, что от нее этим негативом заражаюсь. И начинала за ней повторять: «О, маньяк, о, ишак, Аллах-Аллах». Бабушка в эти моменты начинала смеяться, и мы переключались.

Когда я приехала к бабушке жить, я не курила, иногда только в нервные дни. Первую неделю я к сигаретам не прикасалась. А потом как-то раз она на меня матом орала, я вышла на балкон покурить и поняла — вот оно, мое место уединения! И так одна сигаретка, вторая — и начала замечать, что за день могу выкурить полпачки, хотя со мной такого вообще никогда не было.

Через какое-то время она стала заходить за мной в туалет. Я пошла туда, она стучит: «Ты не собираешься выходить?» А у меня живот болит. И с этого момента она поняла, видимо, что может со мной ходить в туалет. И потом пыталась зайти в ванную. Я не знала, как ей объяснить, что этого делать не стоит.

Однажды я была в туалете, и позвонила мама. Я ответила, и в этот момент зашла бабушка. Тут челюсть отпала даже у моей мамы! Это был уже перебор.

Чем больше шло времени, тем больше она позволяла себе и переходила границы. Когда я по телефону с кем-то разговаривала, она всегда пыталась впереться в разговор, перебить.

Но потом у меня друзья и семья приноровились: «Ой, здравствуйте», — что-то ей махали, я им подсказывала турецкие слова некоторые, типа «здравствуйте», «приятного аппетита». Она просто светилась от счастья — человеку было одиноко.

Со временем я начала ей возражать и из-за этого выучила слово «сус» — замолчи. Да, я понимаю, что я на нее работаю. Но когда человек не понимает, что туалет — это личное пространство, это за гранью. Она делала вид, что не понимает, о чем я говорю. У меня было единственное убежище — балкон и сигареты, потому что она этот запах не переносила. А в туалет она заходила и спрашивала, когда ты выйдешь, и покрикивала: «Давай, давай». И могла стоять над душой, пока я не выйду.

Я продержалась на этой работе месяц — и потом вздохнула с облегчением. У меня было разочарование в ее семье, что они очень редко приходили. Можно было догадаться, что они очень хотят сплавить бабульку, ведь им было пофигу, что я не знаю турецкого языка и турецкой кухни.

Когда я сказала, что я увольняюсь, пришел через 20 минут ее племянник, мы сидели через переводчик общались. И бабушка в тот момент была прям шелковая — я поверить не могла, что она себя раньше так вела.

Я собирала вещи, она вышла, заплакала, почему я ей не сказала, еще делала вид, что обиделась. Я сказала: «Смотрите, вот печенька», — так она ее даже не взяла! Это грустно было. Иногда я по ней скучаю, потому что она называла меня кардеш, аркадаш (сестра, друг. — Прим. ред.). Хотя для меня это было испытанием, я никогда не работала сиделкой, а только за компьютером бухгалтером, в офисе светленьком. А тут бабушка, памперсы и турецкие истерики.

Российские специалисты, как оказалось, востребованы во многих странах мира, даже очень отдаленных. И это не только айтишники — узнали, какие вакансии открыты за рубежом. А карьерный консультант рассказала, как и где найти работу в сложное время — и с чего начать.