«Если не будет коррупции и пыток — система развалится». Кто и почему издевается над заключенными в тюрьмах

Про жестокие порядки в российских тюрьмах и колониях говорят уже давно. Год назад на всю страну прогремела информация об издевательствах в тюремной туберкулезной больнице № 1 УФСИН по Саратовской области — заключенных там насиловали различными предметами. Например, черенком от швабры.

Тогда же Gulagu.net опубликовал кадры с пытками в белгородской колонии № 4 и в камчатской ИК № 6. И подобное, по данным правозащитников, происходит по всей стране — они утверждают, что в их распоряжении есть 40 гигабайтов видеозаписей, как в российских колониях измываются над заключенными. Наши коллеги из NGS24.RU подробно рассказывали, что происходит на таких «пыточных полигонах».

Всего по факту пыток было возбуждено минимум 17 уголовных дел. После общественного резонанса и публикаций в СМИ Владимир Путин поручил Министерству юстиции и Генеральной прокуратуре РФ подготовить к 1 июня 2022 года предложения по предотвращению издевательств в СИЗО и колониях. Поручение опубликовали на сайте Кремля, но было ли оно выполнено — неизвестно до сих пор.

Почему в российских тюрьмах пытают людей и что движет теми, кто способен на такие зверства? MSK1.RU поговорил об этом с правозащитниками.

Член ОНК (Общественной наблюдательной комиссии по защите прав человека в местах принудительного содержания) Алексей Мельников в разговоре встал на сторону сотрудников ФСИН. Он уверен, что извергов в колониях и тюрьмах немного, а пытки — это единичное явление.

— В основном сотрудники ФСИН — гораздо более человечные и понимающие люди, чем большинство граждан на воле. И это не просто красивые слова, выгораживающие работников, это реальность. Природа человека так устроена, что он испытывает сострадание, когда находится рядом с соответствующими условиями и обстоятельствами. Да, порой возникают очень редкие моменты, когда сотрудники ФСИН становятся частью такой системы, позоря службу и свое звание. И это связано с очень многими факторами.

Основное, что способствует тому, что люди превращаются, как вы сказали, в зверей, — это очень тяжелые условия труда, в каких-то случаях — непрофессионализм. Профессионалы знают, как воздействовать на контингент, не применяя незаконных методов. Нельзя не учитывать, что в каждой группе людей есть неуравновешенные. Они в теории встречаются и в местах лишения свободы. Конечно, психологи выявляют таких, но всё же.

Это тот, кто непосредственно взаимодействует с контингентом либо охраняет его. При такой зарплате так или иначе может появиться соблазн, чтобы, допустим, пронести телефон заключенному. Или искать какие-то способы взаимодействия с криминальными элементами. И дальше всё идет как по накатанной. Когда ты один-два раза соприкасаешься с этой культурой, потом уже сложно выйти из-под ее влияния.

Есть также сотрудники, уверенные в том, что путем насилия можно решить сиюминутные проблемы.

Но еще раз: среди сотрудников ФСИН гораздо больше людей с большим сердцем, чем на воле. Даже среди тех, кто часто осуждает и говорит, что система у нас безобразна, благородных людей меньше, чем во ФСИН.

ОНК не всегда может охватить всех заключенных в рамках своих проверок. Но при этом мы видим, что ситуацию в местах принудительного содержания нельзя назвать катастрофичной с точки зрения условий содержания и прав человека. По крайней мере, не так ужасно, как об этом пишут.

— Ради чего пытают?

— Если, например, взять случай в Саратове (в тюремной туберкулезной больнице № 1 УФСИН по Саратовской области заключенных насиловали, используя в том числе различные предметы. — Прим. ред.), то я не могу сказать, почему там это произошло. Такие действия обычно направлены на «опускание», чтобы переломить тех или иных людей. Склонить их к соблюдению правил внутреннего распорядка. Это непрофессионализм работников, которые там трудились и не знали других способов, которые известны нормальным сотрудникам ФСИН.

В России несколько регионов, где, судя по жалобам заключенных и их родственников, ситуация очень тяжелая. Москва к такому региону не относится. В столице с правами человека всё неплохо, мы за этим следим. Единственное, в Москве есть проблема в перелимите — следственные изоляторы переполнены.

Георгий Иванов, юрист «Команды против пыток» и бывший член ОНК, придерживается более критических взглядов на работу сотрудников ФСИН. Он разделяет мнение Мельникова, перечисляя те же причины, из-за которых надзиратели превращаются в насильников и коррупционеров. Но при этом он уверен, что пытки и взяточничество — это традиции, на которых основана система.

По его мнению, многие становятся надзирателями случайно и в самом крайнем случае — когда больше никуда не берут.

— Основные причины насилия и пыток в колониях: низкая заработная плата, бесконечные переработки из-за нехватки сотрудников, а также ужасное отношение начальства к подчиненным. Плюс ко всему система ведомственной медицины, в том числе и для сотрудников ФСИН, не на очень хорошем уровне. А лечиться по ОМС им запрещено законом. Я бы еще сказал, что у сотрудников ФСИН зарплата меньше, чем у полиции, ФСБ и армии.

Говоря про Москву, здесь большинство сотрудников — приезжие из других регионов. Ведомство им никак не помогает. Им даже общежитие сложно получить. Поэтому случается, что сотрудники проносят телефоны, наркотики, алкоголь и другие вещи заключенным за деньги.

Это работа, на которую берут практически всех. К надзирателям существуют минимальные требования: они должны быть относительно здоровыми, иметь какое-либо образование, а мужчины должны пройти военную службу. И всё. Некоторые идут получать высшее образование в ведомственные вузы, после которых становятся офицерами. Это те, кто действительно ищет себя в плане какой-то карьеры, хочет выслужиться. Но большинство сотрудников — это просто случайные люди. Те же самые, которые работали бы охранниками в «Пятерочке».

Честно говоря, не видел ни разу никакого идейного сотрудника на низовом уровне. Мне кажется, что люди сами думают, что попали туда случайно.

— Чаще всего цели пыток связаны непосредственно с работой, — говорит Георгий Иванов. — Поддержать режим в месте принудительного удержания. Если законными методами не получается, тогда прибегают к избиению — в таких случаях либо избивают сами, либо делают это через приближенных заключенных. Этим же сотрудники занимаются для раскрытия преступлений. Бывает, что вместе с человеком в колонию или в СИЗО приходит его дело, в котором написано, что заключенный, возможно, совершил и другие преступления. Сотрудники видят в этом шанс выслужиться, улучшить свои показатели, заставив человека признаться и написать явку с повинной за преступления, за которые он еще не осужден. Это всё нужно для показателей работы оперативных отделов колоний или СИЗО.

Меньшая часть из тех, кто прибегает к пыткам, испытывает удовольствие, причиняя страдания другим. Определенно, у них есть какие-то садистские наклонности по мотивам личной ненависти к заключенным.

— Насилие со стороны сотрудников ФСИН — система или единичные случаи?

— С криминологической точки зрения большинство преступлений находятся в тени, мы о них не узнаем. Я думаю, что нет системы пыток. Есть система их сокрытия.

Даже если какая-то часть руководства ФСИН относится отрицательно или нейтрально к фактам издевательств, то всё равно они не хотят, чтобы информация о них оказалась в публичном пространстве. Поэтому сотрудники должны тщательно скрывать эти факты.

А что касается проносов, то сотрудники сами ловят друг друга на этом. Особенно в московских СИЗО. В каждом СИЗО столицы есть плакат «Предатели интересов службы». На этих плакатах пишут о тех, кто был пойман на проносе телефонов, взяточничестве или проносе наркотиков. Ловят кого-то на этом раз в несколько месяцев. За это в лучшем для сотрудников случае увольняют. В худшем — привлекают к уголовной ответственности. Зависит от того, смогли ли установить и доказать, что пронос был в интересах конкретного заключенного.

Я думаю, что беззаконие в тюрьмах было всегда. Это традиции. Даже если мы рассматриваем правила внутреннего распорядка, которые революционируют с гулаговских времен, то их нельзя объяснить чем-то, кроме как традицией. И тем, что так жили в тюрьмах всё время. Почему, например, заключенным можно иметь только три свидания в год? Откуда взялась эта цифра? Никто не сможет этого объяснить. Так было всегда, и всё. То же самое и с пытками, проносами, взяточничеством — так просто было всегда. Это родовые пятна системы. И если их убрать, то система может просто развалиться.

— Какие отношения выстраиваются между надзирателями и заключенными? Правда ли, что эти люди похожи друг на друга?

— В колониях особого режима, где заключенные сидят пожизненно, антагонизм между сотрудниками и заключенными, конечно, есть. А в каком-нибудь московском СИЗО все общаются на «ты», договариваются, устанавливают отношения друг с другом — даже не какие-нибудь коррупционные, а обычные, человеческие. Конечно, там всегда смотрят, какая у человека статья, как он себя ведет. Важную роль играет то, как человек умеет налаживать контакты в группе. Очень часто есть какое-то панибратство и понимание друг друга: что нужно им, что нужно другим.

Нет такой ненависти друг к другу, если мы говорим про среднего человека в СИЗО. Конечно, там есть люди, которые идут до конца и принципиально стоят на своем — и с той, и с другой стороны. Заключенные могут придерживаться криминальной субкультуры и считать для себя невозможным расписаться в журнале за получение чего-нибудь. С другой стороны с этим мириться не будут и за такое поведение посадят в карцер. Так начинается маховик.

В общем, каждое учреждение — это организм, и внутри могут происходить разные процессы с разными людьми.

Наши коллеги из NGS42.RU взяли интервью у бывшего сотрудника ФСИН, который проработал в одной из колоний под Красноярском шесть лет начиная с 2010 года в должности младшего инспектора. Это тот, кто непосредственно охраняет заключенных.

Сотрудник рассказал, что на самом деле над осужденными издеваются сами зэки. Занять роль палача им предлагает администрация исправительных учреждений. Этим занимаются, чтобы выбить из заключенного необходимые показания, о чем и рассказывал Георгий Иванов.

— То, о чем сейчас все говорят, делаем не мы, а осужденные, у которых есть «контракт» с администрацией. Их не отправляют в колонию, потому что за выбивание показаний на зоне с них могут спросить. А тут у них свободы и возможностей больше, я имею в виду ИВС. В колонию им никто алкоголь не пронесет, проституток не привезет. И вот заводят пойманного к ним, и их задача — его обработать. Ссут в стакан и говорят: «Если не напишешь явки, мы тебя обливаем» — и уже принижение пошло. Откуда видео, где шваброй дырявили, это очень жестко, у нас такого в крае нет. У нас «красные» тюрьмы, где правят силовики. Там, дальше, за Уралом, тюрьмы «черные», в которых власть за заключенными, и всё это пришло к нам оттуда, а не наоборот.

Также надзиратель посетовал на условия труда, которые со временем усложнили работу сотрудникам ФСИН. Бить заключенных, мол, стало не так просто.

— Как было в 2010 году. Меня осужденный посылает на три буквы. Мы зашли, ж**у ему распинали — и всё, он сидит молчит, успокоился. Потом, году в 2012-м, пошли нововведения. Стали устанавливать камеры, на нас повесили видеорегистраторы. Я должен обращаться к осужденному на «вы», а он стоит и тыкает мне, посылает. Неважно, старше он меня или младше. Я могу только условно пальцем ему погрозить и сказать: «Ай-ай, нельзя, на вас будет составлен рапорт». Сотрудников не хватает. По правилам на одного инспектора должно приходиться не более 100 человек заключенных. А в СИЗО-1 могло быть и 200, это уже превышение, и за всеми реально и не углядишь. К тому же много мертвых зон, где нет камер, и мы не видим, что там происходит. Чем больше людей сидит в том же СИЗО, тем больше работают «оперативники на контрактах», выбивая показания, — рассказал младший инспектор.

Недавно MSK1.RU выяснил, касается ли вербовка на СВО заключенных, которые находятся в московских изоляторах и колониях.

В июле у нас выходил разговор с Евой Меркачёвой о том, что приходится терпеть сидельцам в СИЗО «Матросская тишина». И обязательно почитайте, как живут люди в домах рядом со знаменитой Бутырской тюрьмой.