Сын упал со скейта и стал инвалидом, а мама заболела раком. Публикуем тяжелую историю семьи из Подмосковья

Семья Гетманенко переехала в Подмосковное Домодедово из Хабаровского края в 2013 году. Анна, ее муж и двое детей жили счастливо: супруг работал пилотом, сын Иван учился на программиста, а младшая дочь Маша ходила в школу. Их жизнь разделилась на до и после в 2021 году, когда Ваня упал со скейтборда и получил закрытую черепно-мозговую травму. А после двух лет борьбы за жизнь сына Анна заболела раком.

В этот момент жизнь женщины захватила череда больниц, страшных диагнозов, реабилитационных центров и молитв за здоровье ребёнка. Корреспондент MSK1.RU поговорила с матерью Вани о том, как падение со скейта изменило ее сына и ее саму и как их жизнь выглядит сейчас.

Анна начала разговор словами: «Не знаю, как об этом рассказать, чтобы это не ушло в драму». Мы встретились в парке: для матери, прошедшей через настоящий ад, она выглядит удивительно бодро и жизнерадостно. Но как только мы начнем говорить о роковом октябрьском дне, глаза Анны наполнятся слезами.

— Ваня не из тех детей, которым можно сказать: «Ты будешь заниматься вот этим, потому что так правильно». Он всегда выбирал то, что считал интересным для себя. И началось всё с граффити. Он рисовал в скетчбуках, гонял меня в магазин, чтобы купить непромокаемые фломастеры, — вспоминает женщина.

Вскоре увлечение рисованием сменилось другим: у Вани появился скейтборд. Он встал на доску в 13 лет и катался так хорошо, что ни разу не пришел домой с ободранными коленками или локтями. Потом Ваня вырос, но хобби осталось: уже двухметровый парень поступил в колледж, начал подрабатывать в типографии и продолжил кататься вместе с друзьями.

— Так получилось, что в 2021 году мы с мужем решили развестись. Вместе с детьми и пожилой мамой мы переехали в другую квартиру в сентябре. Это был непростой период: развод и продажа-покупка квартиры одновременно. Ваня с друзьями помогали всё упаковать и перевезти, — рассказывает Анна.

Осенью у скейтеров наступает завершение сезона. 9 октября Ваня собирался «докатать» последний день в 2021 году. Мать вспоминает, что это была суббота, светило солнце. Сын помог ей прикрутить лампочки и начал одеваться.

— Я помню такой момент: стою в большой комнате, а Ваня — напротив окна. Он сказал: «Я сегодня пойду на Магес (склон в Домодедово), покатаюсь». Обычно я спокойно к этому отношусь, а тут я повернулась и ответила: «Вань, каждый раз, когда ты уходишь, у меня вылезает седой волос. Ты хочешь, чтобы твоя мама в 40 лет была седая?» А он говорит: «Мам, даже если я упаду, я встану и пойду дальше».

И Ваня ушел. Анна осталась одна дома и готовила ужин. Но в какой-то момент женщину словно подорвало: она решила позвонить сыну. Он долго не брал трубку, но в конце концов ответил — очень невнятно говорил «Я обязательно приду, попозже».

— Было ощущение, что человек в сильном алкогольном опьянении. Я слышу на фоне разговоры, прошу передать трубку кому-нибудь. И телефон взял уже врач скорой помощи. Он сказал, что у Вани сотрясение мозга, везем в больницу, и положил трубку, — рассказывает женщина.

Анна не понимала, что происходит. Уже потом она выяснила, что ее сын упал головой на камень. Его друг рассказал, что парень неудачно оттолкнулся от земли — скейт из-под него вылетел, и Ваня сделал сальто. По словам приятеля, местность вокруг была абсолютно чистой, лежал лишь один камень, на который и пришлось падение.

— Не знаю, наверное, боженька на Ваню посмотрел: его друг сразу вызвал скорую. Ваня сначала потерял сознание, но потом очнулся, на нем не было ни одной капли крови. Понять, что человеку срочно нужна помощь, было невозможно. И он сам кричал: «Не надо меня в больницу, я домой пойду», — вспоминает мать.

На этом везение не закончилось: скорая приехала буквально через десять минут, а в больнице, куда повезли пострадавшего, была одна свободная операционная и один свободный хирург. И это в вечер субботы.

Ваню привезли в Подольск. Когда его мама добралась до больницы, врач сообщил, что он получил не сотрясение, а закрытую черепно-мозговую травму и счет идет на часы. Его экстренно прооперировали и сказали, что «жить будет». Но ночью случилось кровоизлияние, и парня пришлось оперировать повторно.

— Потом врач сказал мне, что его срочно нужно отсюда увозить, потому что в Подольске такие не выживают. Я подняла всех своих знакомых, они помогли перевезти Ваню в центр им. Бурденко. Мы ехали на реанимобиле, он был весь замотанный-перемотанный, я видела только его большой палец с датчиком.

На тот момент Ване было 18 лет.

Первые три недели в Бурденко Ваня лечился от менингита (воспаление мозговой оболочки головного и спинного мозга), которым его заразили во время операции в Подольске. Всё это время он находился в реанимации с температурой под 40, врачи не давали никаких прогнозов.

— Такое ощущение, что ты попадаешь в кино, что в жизни такого не бывает. А это оказывается реальностью, в которой ты живешь. У врачей, которые вскрывают черепа, нет задачи объяснять, что тебе дальше с этим делать. Благо, мне сказали, что эта история долгая и нужно искать реабилитационные центры, — говорит Анна.

Вскоре Ваня пошел на поправку: он начал садиться, кушать, узнавать маму. Но за десять минут до того, как его должны были отвезти в центр реабилитации, у Вани случился эпилептический приступ. Из-за этого он снова ушел в малое сознание и перестал реагировать на происходящее.

Спустя время врачи решили установить Ване на место разбитой кости пластину. Но сделали они это рано: должно было пройти три-четыре месяца после менингита.

— Они ему зафигачили пластину через два месяца и рано вытащили трахеостому — он не мог пить, постоянно кашлял. Когда я его увидела, он весил 45 килограммов, при своем-то росте. У него был звериный голод, он просыпался со словом «Кушать», облизывал палец и собирал хлебные крошки. Ваня ел девять раз в день, ему нельзя было есть много, поэтому я всё дробила. Видеть, как это происходит с твоим ребенком, — ад, — вспоминает мама.

В какой-то момент Анна обнаружила, что у Вани начал расходиться шов. Это значило, что инфекцию не вылечили и организм начал отторгать пластину. Его пришлось оперировать снова, чтобы снять ее. После операции случился очередной регресс: Ваня перестал есть.

Ваню перевезли в реабилитационный центр «Три сестры». По словам Анны, это единственное учреждение в Москве, которое принимает сложных пациентов из реанимации. Всё шло хорошо: сын ел через зонд, за ним хорошо ухаживали, но спустя четыре дня у него вновь случился эпилептический приступ, и потребовалась госпитализация.

— Его повезли на реанимобиле. Был февраль, он голый, скрюченный, подключенный ко всем возможным маскам и аппаратам. В таком тяжелом состоянии его не принимает ни одна больница, врачи в скорой стоят рядом, чтобы в какой-то момент предпринять реанимационные действия, — с ужасом рассказывает женщина.

В итоге Ваню привезли в красную зону одного из ковидных госпиталей на севере Москвы. Так как это были пандемийные времена, его маму дальше забора не пустили.

— И я стою с вещами на другом конце города в полном отчаянии, не знаю, что мне делать. Врач сказал, что у Вани отек мозга и нужно делать вскрытие. Вскрытие в ковиднике! И тогда я поняла, что такое «Да будет воля твоя», что такое сдаться. Я осознала, что больше ничего не могу сделать, кроме как помолиться. Я поняла, что есть бог, и есть Ванина душа, и прямо сказала ему: «Я держу тебя всеми руками, но если ты решишь, то я тебя отпущу».

Всё-таки Анна добилась того, чтобы сына вновь перевезли в Бурденко. Там ему наконец вылечили злосчастную инфекцию.

Почти за два года с момента получения травмы Ваня ни разу не был дома — только в больницах и реабилитационных центрах. Медленно, но верно его привели в нормальное состояние. Началась реабилитация: массаж, ЛФК, занятия с логопедом.

— Из Вани в любом состоянии не выбить его характер и упрямство. Нейропсихологи приносили ему ноутбук, включали картинки и говорили: «Найди собачку, найди кошечку». А он закрывал глаза и отворачивался. Я говорю врачам: «Да его бесят эти игрули детские». Потом к нему пришла великолепная женщина, которая занималась с ним как со взрослым. В итоге он научился брать ложку и есть самостоятельно, — рассказывает Анна.

Начать управлять своей рукой вновь непросто. На занятиях у Вани скачет давление, он обливается потом, чтобы сделать малейшее движение. Сейчас, объясняет Анна, ее сын как после инсульта. Так как удар пришелся на левую сторону мозга, у него парализовало всю правую сторону тела. Благодаря реабилитации он начал кушать и говорить, но до сих пор не может читать и писать.

— Он упертый, всё делает сам. Будет ковыряться полчаса со своей футболкой, но наденет ее. Его уже в центре прозвали Агушей — как в рекламе, «Я сам».

В марте 2022 года Ване должны были установить новую пластину. Мама и сын уже подготовились к операции, но вдруг отделение закрылось на карантин из-за ковида. Туда никого не пускали, и Анна решила сходить ко врачу.

— У меня вся жизнь была в Ване, и я не замечала, что уже четыре месяца не могу сидеть, ем через раз, а на трех КТ у меня какие-то фиброзные образования. И вот я сходила в больницу в среду, а в субботу я уже готовилась к операции. У меня нашли рак кишечника, — рассказывает женщина.

Анну прооперировали, но на этом болезнь не отступила. В один из дней она заметила, что у нее начал темнеть глаз. Она бегала от окулиста к онкологу — никто не мог поставить диагноз. У женщины разрывалась голова, она не могла ни есть, ни пить и за две недели похудела на десять килограммов.

В конце концов Анна поняла, что видела то же самое у Вани, а значит, проблема не с глазом, а с головой. Она отправилась на МРТ: выяснилось, что у женщины метастаз в мозге. Но мать не отчаялась: она решила бороться до конца.

Ранее мы рассказывали о молодом парне из Новодвинска, который обрел приемную маму в 17 лет. Он родился с серьезной болезнью и подружился с санитаркой, которая оформила над ним опеку. Также MSK1.RU публиковал историю жительницы Подмосковья, которой диагностировали неизлечимый рак молочной железы. Она рассказала, ради чего стоит бороться, когда любой день может быть последним.